დამასკოში მცხოვრებ ნაყშბანდიის ტარიკატის შეიხ ხალიდ ალ ბაღდადისთან ერთხელ მივიდა მედიცინის, ასტრონომიის, ქიმიის, საინჟინრო მეცნიერების მცოდნე 1201 წელს დაბადებული დაღესტნელი ხასმუხამად შირვანელი და მოისურვა მის მოწაფედ გახდომა. ხალიდ ალ ბაღდადიმ უპასუხა : " თქვენ, დაღესტნელები ხართ ქედმაღალი და ფიცხი ხალხი,არადა მე არა მაქვს ასეთებისთვის ტარიკატის,ჭეშმარიტების გადაცემის უფლება მანამდე სანამ ისინი არ განიწმენდენ გულებს,არ მოიშორებენ იქიდან ქედმაღლობას და სიამაყეს და არ მოიხსნიან ქამრებიდან ხანჯლებს".ხასმუხამადმა მოინანია და გახდა ხალიდ ბაღდადელის მიურიდი...
ცოტა რამ სუფიზმზე დაღესტანში:
Суфизм как религиозно-мистическое течение в исламе оказал значительное влияние на становление и развитие ислама в Дагестане. По мнению ряда исследователей, широкое распространение мусульманской идеологии шло именно в форме суфизма. Исламизацию дагестанского общества историки разделяют условно на два этапа: VII—X вв. и XI—XVI вв., которые отличались друг от друга не только темпами распространения новой религии и социальными условиями, но и носителями и проповедниками религиозных идей. Первый период можно назвать «арабским периодом» проникновения ислама в Дагестан, так во времена раннего средневековья основными распространителями идей ислама были арабы. Утвердившись в Дербенте, они использовали этот город опорной базой для дальнейшего распространения мусульманской религии. Так, укрепив Дербент в 733 г., Абу Муслим (Маслама) совершил поход оттуда в Кумух, Кайтак, Табасаран, которые он обложил налогами и заселил переселенцами.
ცოტა რამ სუფიზმზე დაღესტანში:
Суфизм как религиозно-мистическое течение в исламе оказал значительное влияние на становление и развитие ислама в Дагестане. По мнению ряда исследователей, широкое распространение мусульманской идеологии шло именно в форме суфизма. Исламизацию дагестанского общества историки разделяют условно на два этапа: VII—X вв. и XI—XVI вв., которые отличались друг от друга не только темпами распространения новой религии и социальными условиями, но и носителями и проповедниками религиозных идей. Первый период можно назвать «арабским периодом» проникновения ислама в Дагестан, так во времена раннего средневековья основными распространителями идей ислама были арабы. Утвердившись в Дербенте, они использовали этот город опорной базой для дальнейшего распространения мусульманской религии. Так, укрепив Дербент в 733 г., Абу Муслим (Маслама) совершил поход оттуда в Кумух, Кайтак, Табасаран, которые он обложил налогами и заселил переселенцами.
При халифе Абу Джафар ал-Мансуре (754—775) правитель Дербента Йазид ибн Асад по велению халифа построил в районе Дербента ряд пограничных крепостей и поселил в них арабские гарнизоны с семьями, чтобы усилить обороноспособность Дербента и для охраны своих северных границ от набегов хазар. Впоследствии эти пограничные посты превратились в суфйские центры — рибаты, откуда с дальнейшим распространением ислама идеи суфизма распространились в другие районы Дагестана.
Много сведений об арабских ученых — выходцах из Дербента зафиксировано в арабоязычных источниках. Так, например, известными учеными были Хабиб Афанди ибн Пир из Дербента (ум. в конце X в.) Хасан б. Ибрахим (ум. в 759 г.), Мухаммад б. Химам (ум. в IX в.), Абу-л-Касим Йусуф б. Ибрахим, Ирахим б. Джа’фар (ум. 1018 г.) и другие. Также известными учеными Дербента этого периода были Абу Абдаллах Маммус б. ал-Хасан ал-Лакзи ад-Дарбанди (1040—1110 гг.) — знаток хадисов, историк, один из влиятельных шейхов, автор исторической хроники «Тарих баб ал-абваб ва Ширван», Абу-Йакуб Йусуф б. ал-Хусайн. ал-Лакзи ал-Баби (ум. около 1089—1090 г.) — знаток хадисов, духовный глава общины шафиитов в Дербенте и Абу-бакар Мухаммад б. Муса б. ал-Фарадж ад-Дарбанди (ум. в первой половине XII в.) — крупный мусульманский теолог, автор объемистого труда по суфизму «Райхан ал-хакаик ва бустан ад-дакаик» (Базилик истин и сад тонкостей), который является самым ранним в Дагестане зафиксированным сочинением по суфизму. Этот трактат написан на рубеже ХI— начала XII вв. и сохранился в копии 743 г. х./1342—1343 г. (1)
Как отмечает исследователь суфизма М.Х. Якубов: «из рукописи дербентского философа видно, что в начале процесса исламизации Дагестана в Южном Дагестане существовали различные суфийские группы». В Дербенте проживали шейхи Абдул Хасан Аджуржани и Абул Хасан Фуки. Ад Дербенди, также отмечает, что здесь же имелись суфийские группы, вносящие огромную лепту в развитие суфийского богословия.(2)
Именно суфизм представлял собой в тех исторических условиях форму, в рамках которой догматы мусульманской религии внедрялись в местной среде. Суфизм, игравший огромную роль в X-XII вв. в мусульманском мире, из идей и движений элиты превратился, как отмечают исследователи, в «народную» религию. Дербент XI - второй половины XIII в. был городом суфиев.
Дагестан, между тем, дает иной вариант, когда «спрос» на суфийские идеи обнаруживается (начиная с XII в., особенно сильно в XV-XVII вв.) именно в сельской местности.(3)
Таким образом, идеи суфизма были привнесены в Дагестан в начале IX века и Дербент в X—XI вв. являлся не только крупнейшим центром исламизации на Северном Кавказе, но и крупным духовным центром, где утверждалась и развивалась суфийская традиция, откуда в дальнейшем с распространением ислама распространился и суфизм в Дагестане.
Одновременно с этим происходит проникновение тарикатских братств в Южный Дагестан, на тот момент Дербент был важнейшей опорой арабов на Кавказе. Исторические факты свидетельствуют о том, что в соседнем с Дербентом Ширване очень большое развитие получила арабо-мусульманская школа, а также суфизм, местные алимы имели тесные связи с религиозными кругами Востока, посещали центры теологической и суфийской мысли Багдад, Медину, Мекку, а также другие известные центры в Египте, Сирии, Ширване.
Всего в Дагестане тарикат развивался по семи направлениям (ответвлениям). Из них некоторые прекратили свое существование, такие как сухравардийа. По данным историков, в 14-15 веках через Иран в Дагестан проникли и получили определенное распространение идеи суфийского братства сухравардийа. Это братство базировалось в основном в Индии, но также имело распространение и в Иране. Оттуда пришли на территорию Южного Дагестана шейхи сухравардийского тариката - Ходжа Джамшид, Джунейд и Хайдар.
В 705 г. х./1305—1306 г. в Кубачах был убит шейх ордена Сухраварди Хасан ас-Садик аш-Ширвани. Там же обнаружена его могильная плита с арабскими надписями XIV в. Во второй половине XV в. наблюдается активизация деятельности ордена Сефивидов. Основателем ордена Сефевидов был шейх Сафи ад-Дин (1252—1334 гг.) от которого берет начало династия Сефевидов. Как сообщает Бакиханов, правнук шейха Сафи ад-Дина шейх Джунейд, собрав 10-тысячное войско, отправился в Ширван с намерением вести с черкесами войну за веру11. 4 марта 1460 г. в сражении на левом берегу р. Самур шейх Джунейд был убит.
После его смерти место его занял сын шейх Хайдар, который также воевал в Дагестане и в 1488 г. на левом берегу р. Рубас он также был убит. Все они погибли в Дагестане, и братство сухравардийа в дальнейшем не получило здесь особого распространения. Эти факты говорят об активности суфийских миссионеров сефевидского Ирана. В настоящее время осталось 4 действующих направления тариката: 2 направления накшбандийя, по одному - шазалийя и кадирийя.
О распространении суфизма в средневековом Дагестане свидетельствует богатый эпиграфический материал.
В с. Татиль Табасаранского района находится могила шейха-аскета Джамалутдина Йахйа ибн Шейх Юсуфа, датированная 583 г. х./1187 г. В Дербенте была обнаружена надмогильная плита шейха Ахмада ибн ал-Хусайна, датированная примерно XI—XII в. А.Р. Шихсаидовым также описаны надписи о смерти шейха Джунейда (ум. в 651 г. х./1253—1254 г.), шейха Мир-Сулеймана ал-Багдади (ум. в 680 г. х./1281—1282 г.), шейха Заман ибн шайх Ашур ибн Исмаил (ум. в 1171/1757—1758 г.). В селении Орта-Стал (С.-Стальский район) имеется большое купольное здание Пир шейха Ибрахима с указанием надписи о смерти шейха Ибрахима в 940 г. х./1541—1542 г.
В период позднего средневековья (XIII—XV вв.) усилилось влияние суфизма как в Иране и Ширване, что не могло не отразиться на положении суфизма в Дагестане. Начиная с XIII в. в Дагестане наблюдается более ощутимое влияние суфизма.
О распространении суфизма в Дагестане свидетельствует большое количество сочинений по суфизму, в основном Абу-Хамида ал-Газали, переписанных в разное время в период с XII по XVII век, древнейшая из которых, «Ихйа’ улум ад-Дин», была переписана в Багдаде в 589/1191 г.
Сочинения аль-Газали переписывались в Дагестане вплоть до XVIII в. В таких населенных пунктах, как Акуша, Ахты, Дусрак, Мискинджа, Ихрек, Кудали, Кушух, Корода, Обода, Согратль, Башлы, Урада, Усиша, Хунзах, Эндери и др., создавались множество копий популярных трактатов и учебников на арабском языке, в том числе и по суфизму.
В начале XIX в. наблюдается обновление суфийского течения в Дагестане, что связано с распространением халидийской ветви Накшбандийа. О существовании накшбандийского ордена в Дагестане впервые упоминается в XVII в. Здесь следует отметить, что согласно трудам дагестанских суфийских шейхов обязательным условием правомочности того или иного накшбандийского шейха является силсила — цепь духовной преемственности шейхов, которая восходит к основателю ордена, а через него — к Пророку Мухаммаду.
Одна из ветвей (ордена) Накшбандийа, которая имеет своих последователей в Дагестане в настоящее время, проникла в первой четверти ХIХ в. Первым шейхом накшбандийского тариката на Кавказе был Исмаил Кюрдамири, через которого в Дагестане распространились основные ветви этого ордена — собственно Накшбандийа-Халидийа и Накшбандийа-Махмудийа.
Сам Исмаил Кюрдамири был преемником известного накшбандийского шейха Зийа ад-Дина Халида ал-Багдади (1778—1827). В дальнейшем Исмаил Кюрдамири через Хас Мухаммада Ширвани сделал своим преемником Мухаммада ал-Яраги (1772—1838), который был первым дагестанцем в цепи последователей тариката Накшбандийа-Халидийа.
Один из первых шейхов – этнических дагестанцев был Хасмухаммад Ширвани Дагестани, который родился в 1201г. в с. Хулал в семье алима. В 10 -летнем возрасте Хасмухаммад наизусть знал Коран, а в 15 лет - книгу имама Шафии «Аль-Умму». Он был также знатоком медицины, астрономии, химии, инженерных наук. В 20 лет он достиг совершенства в знании шариатских наук и мог выносить решения шариатского суда. С глубокими познаниями в различных науках у Хасмухаммада появилось сильное желание встать на суфийский путь, и он начал поиски совершенного учителя – «муршидун камила».
В то время в Дамаске жил шейх накшбандийского тариката Халид Аль Багдади. Как описывается в книге Аднана Купруси «Золотая цепь накшбандийского тариката», когда Хасмухаммад дошел до Халида аль Багдади, тот ответил ему, что дагестанцы гордый, вспыльчивый народ, и таким он тарикат не имеет права передавать, пока они не очистят от гордыни сердца и не снимут кинжалов с поясов. Хасмухаммад сделал товбу (покаяние) и стал мюридом Халида Багдадского.
Тот сказал ученику, что видит впереди у него большое будущее и наставничество. Хасмухаммад воспринял это известие со страхом и удивлением. Тогда учитель сказал ему: «Сынок, возвращайся в Дагестан и через полгода приезжай опять ко мне».
Хасмухаммад возвратился домой в глубоких раздумьях, а сможет ли он выполнить поручение учителя, изменить дагестанские традиции, не соответствующие суфизму? Через 6 месяцев, когда он приехал к шейху Халиду Багдадскому в Дамаск, то уже не застал его в живых. По поручению покойного Халида Багдадского шейх Исмаил Курдамири дал Хасмухаммаду иджаза. Исмаил Курдамири и Хасмухаммад Ширвани похоронены рядом в г.Дамаске. (4)
Наряду с этой первой цепочкой шейхов тариката Накшбандийа-Халидийа в Северном Азербайджане параллельно развивалась другая ветвь накшбандийского тариката — Накшбандийа-Махмудийа. Исмаил Кюрдамири, кроме Мухаммада ал-Яраги, сделал своим преемником также Мухаммад-Салиха Ширвани.
Далее через азербайджанских шейхов Ибрахима Кудкашайни, Йунуса Лалали эта линия доходит до Махмуда ал-Алмали, от которого, собственно, и берет свое название тарикат Накшбандийа-Махмудийа. Махмуд-афанди родился в 1810 г. в с. Алмалы в Северном Азербайджане. В дальнейшем эта цепочка раздваивается, развиваясь параллельно в Дагестане и в Поволжье, а затем обе эти линии Накшбандийа вновь соединяются на шайхе Хасане Хилми ал-Кахи. В Дагестан тарикат Накшбандийа-Махмудийа проник в конце ХIХ в. и частично вытеснил существовавшую здесь ветвь Халидийа.
Борьба за влияние и власть еще в последней трети XIX в. расколола братство Накшбандийя на две соперничающие группировки. В полемических сочинениях суфиев борьба между обеими линиями переведена в область споров о правомочности разных суфийских практик.
Первая, более ранняя ветвь братства, восходящая через знаменитых шейхов XIX в. Абд ар-Рахмана Согратлинского, Джамал ад-Дина Казикумухского и Мухаммеда Ярагского (ум. 1838/39) к Мавлану Халиду Багдадскому и названная по последнему Накшбандийя-Халидийя, отличается правилами инициации адептов, практикой громкого зикра для начинающих адептов, практикой рабита и некоторыми другими чертами.
Другая, более многочисленная и влиятельная сегодня ветвь Накшбандийа в честь основателя шейха Махмуда Алмалинского (1810–1877) из Северного Азербайджана XIX в. называется Накшбандийа-Махмудийа.
В начале ХХ в. шейх Сайфулла-кади соединил эту линию с учением братства Шазилийа, с наставниками которой он познакомился в Поволжье. С этого времени Шазилийя рассматривается шейхами этой линии как подготовительный этап для тех, кто хочет войти в братство Накшбандийя. Сама ветвь нередко называется Махмудийя-Шазилийа. Ее шейхи отвергают исполнение громкого зикра в Накшбандийя. Однако, поскольку начинающие адепты, как правило, не еще не способны совершать тихий накшбандийский зикр, шейхи Махмудийа поручают им совершение громкого зикра Шазилия, после чего их переводят в Накшбандийа. Шейхи линии Махмудийа являются одновременно шазилийскими шейхами.
К числу последних относится прежде всего сам Саид-афанди. Кроме него шейхами обоих тарикатов в Дагестане являются Мансурил Мухаммед Ботлихский (1943 г.р.), Гази-Мухаммед Рамазанов Гимринский (1948 г.р.), Гамбулат Тагиров из Муцалаула и Мухаммед Рабаданов из Нового Костека.
За исключением последнего все остальные представители этой линии по национальности аварцы. Мухаммед Рабаданов – даргинец. К шазилийским шейхам этой группировки относятся ученик Саида-афанди кумык Арсланали-афанди (Гамзатов) Параульский ( 1954 г.р.), даргинец Абд ал-Вахид Какамахинский ( 1933 г.р.).
К их соперникам кроме упомянутых выше Мухаммеда-Мухтара Бабатова, Мухаммеда-хаджи Гаджиева и самого Ильяса-хаджи принадлежат шейхи Накшбандийя-Халидийя табасаранец Сирадж ад-дин (Исрафилов) Хурикский (1956 г.р.), аварец Абд ал-Вахид (Магомедов) Апшинский (1950 г.р.), кумыки Мухаджир (Акаев) и Пата-Мухаммед из с. Дургели, ректор Исламского университета им. имама аш-Шафии Муртазали (Карачаев) Таркинский (1949 г.р.).(5)
Суфийская община по своей природе закрыта для непосвященных, а шейхи зачастую преувеличивают число своих приверженцев. Сторонники суфизма в основном сосредоточены в центре и на севере Дагестана. Центрами суфизма в Южном Дагестане на сегодня, являются Дербент и Табасаранский район.
Биография Бахауддина Накшбанда - основателя ордена «Накшбандийа»
Настоящее имя Баха ад-дин Мухаммад аль-Бухари, известен также как Шахи Накшбанд и Ходжаи Бузург (1318—1389) — видный представитель суфизма, основатель самого значительного суфийского ордена «Накшбандийа». Бахауддин родился в 1318 году в деревне Касри-Хиндуван в 10 минутах от Бухары (ныне переименованной в его честь - «Каср-и 'арифан», что означает «замок, познавших божественную истину»).
Родом он из семьи ремесленника-чеканщика, отчего и получил прозвище «Накшбанд» (чеканщик). По другой версии, как отмечает аль-Курди в своей книге «Тазхиб аль-Мавахибу Сармадия», название этого суфийского братства произошло от слова накшбанд - то есть «узор на сердце».
Биография Накшбанда практически не известна. Он запрещал ученикам ее записывать и краткие сведения о жизни Накшбанда стали появляться только после его смерти. Основные сведения можно найти в трактате Анис ат-Таибин, написанном Салахаддином Мухаммадом Бухари, но в большей степени посвящённому вопросам духовности и морали, нежели биографии Бахауддина. Ключевую роль в судьбе Накшбанда сыграл дед, имевший прочные связи с суфиями и пробудивший у внука интерес к мистике.
Первым наставником Бахауддина был шейх Мухаммад Бабайи Симаси, который незадолго до смерти (ум. в 1340 г.) приказал своему халифа Амиру Саййиду Кулалу (ум. в 1370 г.) взять Накшбанда к себе в ученики, ввести в общество дарвишей ходжаган и обучить его правилам их мистического Пути. Согласно традиции братства, Накшбанд прошел духовную инициацию (руханийа) с помощью 'Абд ал-Халика ал-Гиджувани, которого он увидел во сне и который направил его к Саййиду Кулалу.
Накшбанда пришел к последнему как увайси, т. е. мистиком, постигшим истину Нуги без помощи руководителя. В то же время, согласно устойчивой легенде, получившей отражение в Макамат-а Амир Саййид Кулал Шихаб ад-дина б. бинт-и Амир Хамзы (XV в.) и Анис ат-талибин ва 'уддат ас-саликин (или Макамат-и Баха' ад-дин Накшбанд) Салаха б. Мубарака ал-Букари (XIV в.), Накшбанд сам пришел к нему, убедившись в тщете всего мирского. Затем в течение семи лет он проводит в услужении у 'Арифа Диггирани, после чего обучается у «тюркских» шейхов Кашим-шейха и Халил-ата (у последнего в течение 12 лет).
Он был сторонником простоты и непритязательности вплоть до аскетизма, и отвергал обряды и показную набожность. Он сформулировал 11 правил медитации (мушахида). Накшбанд распространил «тихий зикр» с определённой методикой дыхания. Он при этом отрицательно относился к показным сорокадневным постам, бродяжничеству, публичным радениям (сама) с музыкой и танцами и громкому зикру, считал бесполезным принцип силсилат ал-барака, когда барака («благодать»), передаётся шейхам персонально по линии передачи от основателя. По его представлению барака даруется непосредственно Богом, но не от шейха или патрона.
Его принципами были - духовная чистота, отказ от роскоши и стяжательства, непритязательность, отказ от контактов с властями, затворничество в обители и узком кругу. При этом суфий должен строго следовать сунне и выполнять все предписания шариата.
Накшбанд умер и был похоронен в родной деревне. Над его могилой в 1544 был воздвигнут мавзолей, который стал местом паломничества среднеазиатских мусульман. После смерти Накшбанд был признан святым. Считалось, что троекратное посещение мавзолея Накшбанда равно одному посещению святынь Мекки и Медины. Письменных трудов Накшбанд не оставил.(6)
В своем учении Накшбанд заложил организационные основы будущего братства накшбандийа, которые окончательно оформились уже при его преемниках. Он считается пятым руководителем накшбандийа. Накшбанд возродил и продолжил традиции и взгляды Абд ал-Халика ал-Гидждувани, воспринявшего идеи течения маламатийа, и соединил в своем учении положения двух школ местного мистицизма – Ахмада ал-Йасави (ум. в 1166 г.) и 'Абд ал-Халика ал-Гидждувани (ум. в 1180 или 1220 г.). Баха ад-Дином была также разработана духовная генеалогия братства Накшбандийа - так называемая "золотая цепь"(силсила), в соответствии с которой духовная преемственность в братстве восходит к Пророку духовно через первого праведного халифа Абу Бакра и физически - через четвертого праведного халифа Али, родственника Мухаммада. Благодаря этому братство Накшбандийа, возникшее как чисто суннитское объединение, завоевало высокий авторитет и в шиитской среде, и в его структуре возникли даже шиитские группы (в Иране), действующие и поныне.
Общество Накшбандийа изначально опиралось на городское население, но впоследствии распространилось и среди кочевников, деятельность общества привела к распространению ислама по всей Средней Азии. Постепенно общество распространило свою деятельность на османскую Турцию, Индию а потом и мусульманское Поволжье.
К 1389 году «Накшбандия» уже имело последователей за пределами Бухары, а именно в Балхе, Герате, Хиве и Восточном Иране. Во времена первых последователей Накшбанди, тарикка распространился дальше по территории Азии, и достиг Османской Турции. В конце 14-15 веков, орден имел резиденции во всех крупных городах Маверанахра и Хорасана, в тоже время, распространяясь среди многих тюркских племен.
В середине 15-го века орден разделился на 2 части: западная ветвь с центром в Бухаре, возглавляемая Шейхом Султаном ад–Дин Сад (Саид) ад-Дин Мухамммад ал-Кашгари (ум. 1455) и восточной ветвью, возглавляемой Нас ад-Дин ал-Ташкенди.
В 15-16 веках большие центры «Накшбандия» действовали в Бухаре, Самарканде, Мерве, Хиве, Ташкенте, Коканде, Герате. Последователи ордена есть в Китайском Туркестане, Афганистане, Белиджистане, Иране и Индии. Учение Накшбандийа распространило и укрепило суннитский ислам среди кочевых и полуоседлых тюркских племен, прочно закрепившихся в его время в Средней Азии. Основой Накшбандийского тариката является познание Аллаха, стремление к Его удовлетворению и поминание Аллаха скрыто, сердцем. Эмблемой общества является сердце с вписанным в него словом «Аллах».
Накшбанди говорил: «Мюрид-это тот, чье скрытое воюет, а явное находится в мире», то есть, мюрид ведет в войну с собственным нафсом, работая над очищением сердца от сомнений и, вместе с тем, не дает знать другим о своем состоянии. Если мюрид говорит о макамах, на которые он не поднялся, и которых нет в нем, Аллах не дает ему подняться на этот макам и лишает его этого уровня. Ахлюллах терпеливо переносят все тяготы и невзгоды, этим они приближаются к Аллаху. Нет ни одного вали, на которого не смотрит Всевышний Аллах, независимо от того, знает вали об этом или нет. И независимо от этого, все встретившиеся с вали, получают от них баракат».
Духовная чистота, отказ от стяжательства, добровольная бедность, никаких контактов с властями и жизнь в обители – его основные требования. Суфий должен строго следовать сунне Пророка, его сподвижников и выполнять все предписания шариата. Основа пути последователей Накшбандийа – страстное влечение к Истине и тихий («хафи, хафийа») зикр («Выбей, вырежи в своем сердце поминание имени божьего»).
Тихий зикр может быть также коллективным.(7)
В российской и зарубежной историографии постулируется тезис о том, что суфийское братство Накшбандийа под влиянием как внешних, так и внутренних факторов, на Кавказе претерпел значительные изменения и трансформировался в новое религиозно-политическое учение – мюридизм, в основе которого лежала идея джихада – сопротивления русскому владычеству на Кавказе. Однако, письменные арабоязычные источники этого периода рисуют обратную картину, вследствие чего, такое устоявшееся мнение требует дополнительной интерпретации.
В своих проповедях три первых имама – Гази Мухаммад, Гамзат-бек и Шамиль обращались к населению с требованием отказаться от местных норм социально-правовых отношений – адата и следовать нормам шариата. Но редко какой источник сообщает о том, что в проповедях Мухаммада ал-Яраги или Гази Мухаммада звучали призывы следовать тарикату.
Более того, общеизвестен тот факт, что накшбандийский шейх Джамалуддин ал-Гази-Гумуки отказался дать Гази Мухаммаду разрешение вести войну с Россией. И даже когда Мухаммад ал-Яраги разрешил Гази Мухаммаду начать газават, свой поступок он объяснил Джамалуддину тем, что для свержения царского правительства на Кавказе нужны военные полководцы, так как одни муллы и суфийские шейхи ничего не могут сделать.
Действительно, со стороны шейха Мухаммада ал-Яраги звучали призывы сопротивления российской экспансии на Кавказе. Но возникает вопрос, насколько эти призывы вести джихад с неверными соотносятся с тем, что писали в своих трудах по суфизму сами накшбандийские шейхи периода Кавказской войны.
Анализ этих работ показал, что в их основе лежат духовно-нравственные аспекты: отказ от земных благ, работа над нравственным самосовершенствованием, непричинение зла своим близким, беспрекословно выполнять предписания шариата и муршида. Таким образом, в этих трудах лежит идея большого джихада, который в интерпретации суфиев направлен на борьбу мусульманина со своими пороками и нравственное. Только очистив свое сердце и свои помыслы в суровой борьбе со злом, мусульманин может считать себя вправе поучать других.
Крупнейший идеолог накшбандийского тариката, верховный мюршид Мухаммад-Эфенди Ярагский.
В 1822 году Мухаммад Ярагский через своего ученика Хас-Магомед Ширванского, обучавшегося у него в течение семи лет, получает приглашение от мюршида Гаджи-Исмаила посетить его в Кюрдамире. Будучи наслышан о кюрдамирском проповеднике, Мухаммад Ярагский с радостью откликнулся на приглашение. Как пишет М. Махмудбеков, они «рассуждали об истинном смысле многих мест Корана, об упадке их религии, о средствах ее восстановления и о последней и главной цели - поднятия оружия против неверных».
Мухаммад-Эфенди родился в 1870 году в селении Вини-Яраг Кюринского округа (ныне Магарамкентский район РД) в бедной семье местного муллы Исмаила-Эфенди.
Дагестанские историки Х.Х. и А.Х. Рамазановы совершенно необоснованно пишут, что «Мухаммад Ярагский – агулец по происхождению, лезгин по языку». По сообщению М-Г.М.Садыки, известно, что прадед Мухаммада Ярагского Нюзюр ал-Яраги ал-Курали, т.е. из селения Яраг Кюринского округа, со своей семьей несколько лет жил в агулском селении Квардал (современный Курахский район РД).
По данным исламоведа Абдурахманова М.А. , никто из семейства Нюзюра ал-Яраги ал-Курали, в том числе он сам, дед Мухаммада Ярагского - Шихкамал, его отец - Исмаил-Эфенди, не были женаты на агулках.
После нескольких лет проживания в Квардале, прадед Мухаммада-Ярагского переселился в Вини-Яраг и жил там. Там же родились Исмаил-Эфенди и его сын Мухаммад. Так что никакого родственного отношения Мухаммад-Эфенди Ярагский к агулам не имеет. Да и сам Мухаммад Ярагский пишет, что «его отец - сын муллы Шихкамала, а он – Нюзюра ал-Яраги ал-Курали»4. Обратите внимание на то, что он пишет о своем прадеде «Нюзюр ал-Яраги», т.е. Нюзюр из Ярага, а не «Нюзюр ал-Квардали» - Нюзюр из Квардала.(8)
Основам мусульманского образования Мухаммад-Эфенди учился в родном селении. Он совершенствовал свои знания у алимов в селениях Согратль и Араканы. Его учителями были известные в Дагестане алимы Саид Араканский и тесть Мухаммада-Эфенди - Магарам-Эфенди ал-Ахты. После учебы Мухаммад-Эфенди вернулся к себе в Яраг, где открыл медресе и преподавал грамматику арабского языка, теологию, логику и риторику. У него учились выходцы не только с Южного Дагестана, но и также второй шейх накшбандийского тариката в Дагестане Джамалутдин из Кази-Кумуха, будущие имамы Кази-Магомед и Шамиль из Гимры, Хас-Магомед из Бухары и др.
Как пишет внук Мухаммада-Эфенди Гасани Алкадари, шейх «был весьма глубоким ученым, и у него много произведений. Причем в арабском стихосложении он бесподобен».
Книга Мухаммада-Эфенди Ярагского «Асар» издана в 1910 г. на арабском языке в типографии М.Мавраева. Книга состоит из трех введений, двух поэм и прозаической части, посвященной описанию автором своего жизненного пути и воспроизведению своих взглядов на мир, земную жизнь человека, на роль религии в обществе и на события в Дагестане. Во вводных частях излагается религиозно-философское кредо шейха. Как пишет исследователь его творчества А.Г.Агаев, «обращает на себя внимание его осведомленность в истории мусульманской религии и в творениях арабо-мусульманских мыслителей различных стран. Он приводит имена Джемала ал-Сунби, Шарбин и ал-Бухари, Абдурахмана Яфеи, Ахмеда ал-Терлизи, Гасана ал-Кудали и других».
В книге содержатся поэмы, «большая» и «малая» касиды, рифмующиеся на «Т», переписка о его встречах с другими шейхами, отрывки из писем в стихах, мелкие записки. В цикле стихов Мухаммад-Эфенди описывает свою деятельность, по распространению тариката. Сохранилось внешнее описание Мухаммада-Эфенди Ярагского: «Мулла Магомед был весьма замечательной наружности. Высокого роста, худощав, имел выразительное лицо, умные глаза, хотя опухшие от частых ночных бдений, совершенно белые волосы и короткую седую бороду, окаймляющую смуглое лицо его».
Религиозные гонения в Советский период истории
Как не покажется на сегодняшний день странным, но тогда Советское правительство во главе революционерами-безбожниками, с первых дней своего прихода к власти, делало ставку на ислам, как на будущего своего союзника. Располагающего огромными народными массами, якобы готовыми немедленно присоединиться к коммунизму и поддержать большевиков в их усилиях взорвать на всем Востоке установленный веками феодальный порядок, побеждающий его буржуазный капиталистический строй, а прежде всего колониальную и полуколониальную системы, угнетающие и эксплуатирующие мусульманские народы.
Делалось все для того, чтобы убедить горские народы встать на сторону новой власти. Основным козырем большевиков, конечно же, было предоставление им широкой автономии и возвращение горцам отнятых царской властью земель. Ленин и Троцкий крепко верили в то, что большевизму удастся в ближайшие же годы «освободить» раньше всего народы Востока с тем, чтобы потом произвести без особого затруднения свою «перманентную революцию» и на Западе, и во всем мире. Такой расчет казался Ленину с первого взгляда тем более правильным и возможным, что в случае успеха советской пропаганды большевизм привлек бы на свою сторону свыше миллиарда людей, т. е. половину населения всего земного шара. В этой огромной людской массе ислам господствовал безраздельно над умом и сердцем 400 миллионов верующих. Кроме того, в самой советской империи к 1921 году, т. е. ко времени восстановления старых российских границ, числилось около 30 миллионов мусульман.
На съезде народов Дагестана 13 ноября 1920 года в дагестанской столице Темир-хан-Шуре, в «Декларации о Советской автономии Дагестана» нарком по делам национальностей Иосиф Сталин заявил: «Советское правительство считает Шариат таким же правомочным, обычным правом, какое имеется и у других народов, населяющих Россию. Если дагестанский народ желает сохранить свои законы и обычаи, то они должны быть сохранены».
Такая политика нашла поддержку у некоторых исламских лидеров Дагестана. Кроме того, первоначально определенная часть исламских ученых и шейхов в различных районах отнеслась довольно лояльно к активной деятельности большевистских ревкомов. Последние местами в Дагестане устанавливали советскую власть под лозунгами Ислама и восстановления шариатских судов.
Таким образом, в Дагестане в эти годы были созданы удивительные политические образования горцев с советской эмблемой на знамени и адатско-шариатской конституцией в жизни. Во всех правительственных учреждениях, школах и других публичных местах, по приказу самих же большевиков развешивались портреты Шамиля и его наибов. Причем они размещались под лозунгами «Вся власть – Советам!»
Система органов власти и управления Дагестана, как автономной республики, была определена Конституцией 1921 г., принятой I Вседагестанским съездом Советов. Высшим органом государственной власти республики стал Вседагестанский Съезд Советов, а в период между съездами - Центральный Исполнительный Комитет.
Несмотря на смену власти, мусульманская религия, так же как и до Октябрьской революции, имела сильное влияние на трудящиеся массы республики. По официальным данным, в начале 1920-х годов к категории мусульманского духовенства относились 40 тыс. человек. Их удельный вес среди населения (4%) был гораздо выше, чем в среднем по России, где духовенство не составляло и одной десятой процента. Н. Самурский отмечал, что « Все эти шейхи, имамы, алимы и муталимы, имеющиеся в каждом ауле, люди высокообразованные по-арабски, изучавшие до глубины старую арабскую культуру, науку и философию, и постигшие все тонкости мусульманской религии. Многие из них являлись знаменитыми на весь мусульманский мир арабистами: до революции к ним съезжались со всех восточных окраин СССР и далее из Турции и Персии тысячи учеников».(9)
К началу 20-х годов в Дагестане, работало до 1500 мечетских школ (медресе), в которых обучалось до 45000 детей, в то время как советских школ всего 183 с 13000 учащихся.
В тоже время советские и партийные работники ДАССР не имели четкого представления о том, кого именно причислять к мусульманскому духовенству. Так, например, некоторые из партийных работников Дагестанского обкома ВКП (б) в 1929 г. насчитали около 100 тыс. духовных лиц в республике, к числу которых причисляли: мулл (имамов мечетей и духовных глав мусульманских общин), кадиев (шариатских судей), муэдзинов (служителей мечети, 5 раз в день призывающих мусульман на молитву - провозглашающих азан), ученых-алимов, шейхов и их учеников-мюридов, мутаалимов (учащихся медресе)(10).
В 1921 г. был создан Областной шариатский судебный отдел, который в 1922 г. стал называться «шариатским отделом Наркомата юстиции» ДАССР. В 1923 г. были учреждены 11 окружных шариатских судов, руководителями которых были поставлены наиболее известные и авторитетные религиозные деятели, правда из ведения шариатских судов были изъяты дела по убийствам и кровной мести.
В марте 1923 г. в записке во ВЦИК председатель ЦИК ДАССР М. Далгат отметил, что этих судов насчитывалось до 700. Шариатские суды для мусульманского населения были созданы и в городах - Темир-Хан-Шура, Дербент, Махачкала. Число начальных (мектеб) и повышенных (медресе) мусульманских школ при мечетях намного превышало количество общеобразовательных государственных школ. Следует отметить, что именно на 1920-е гг. пришелся пик роста численности медресе в Дагестане.(11)
В 1924 г. решением республиканского комитета РКП (б) официально были установлены мусульманские праздники: Курбан-байрам и Ураза-байрам. Праздничные дни объявлялись выходными.
В 1923-1924 годах мусульманское духовенство, возглавляемое Али-Хаджи Акушинским, собрало в горном Дагестане налога больше, чем Дагестанское правительство по всему Дагестану. Доход вакуфов и закятов в Дагестане за 1925-1926г. составлял 1500000 рублей.
До 1925г. в каждом населенном пункте, действовали мечети, наряду с создаваемыми светскими школами работали медресе, действовали шариатские суды.
В ноябре 1925 г. ЦИК ДАССР принял инструкцию о порядке регулирования преподавания мусульманского вероучения в республике, которая основывалась на постановлениях Президиума ВЦИК РСФСР от 9 июня и 28 июля 1924 г.
26 октября 1926 г. Бюро Дагестанского обкома ВКП(б), согласовав этот вопрос с Наркомпросом и НКВД разрешило преподавание мусульманского вероучения детям и подросткам старше 12 лет в медресе при мечетях. Мектебы и медресе подлежали обязательной регистрации в окружных отделах народного образования. Они совершенно легально просуществовали в некоторых районах Дагестана параллельно с советской школой до второй половины 1930-х гг.(12)
На начало 1926 г. в республике насчитывалось 600 кадиев, 2000 мулл и свыше 2000 алимов. На территории Дагестана действовало около 2000 мечетей, из них 33 мечети были построены после революции. Официально регистрированных шейхов было 17, а за ними шли несколько тысяч мюридов.
В 1926г. вышло постановление ДагЦИКа «О предоставлении избирательных прав ученым-арабистам», (несмотря на то, что, в 1921г. постановлением Дагобкома РКП и Дагревкома духовенство всех религиозных культов лишалось избирательных прав), в соответствии с которым, «...арабистам-алимам (ученые) и муталимам (учащиеся), у которых в данное время служение религии – культу не является профессией», в качестве исключения, были предоставлены избирательные права.
На протяжении нескольких лет дагестанские большевики отождествляли Коран с программами ВКП(б) и сравнивали Ислам с социализмом. В ряде населенных пунктов праздник разговения Ид аль-фитр (Ураза-байрам) отмечали вместе с днем Октябрьской революции, в 1930 г. в некоторых мечетях проводили сбор заката в пользу большевистского комитета - «Наш ответ Чемберлену».
Вместе с этим, со второй половины 20-х гг. резкий поворот большевиков к антирелигиозной политике не сразу был воспринят в среде местных мусульман. Наиболее ожесточенный характер борьба с религией приобрела именно в районах, населенных лезгинами и лакцами, поскольку среди них позиции Ислама были наиболее крепки.
Уже 28 апреля 1927г. ЦИК и СНК ДАССР приняли постановление «Об упразднении шариатских судов», в соответствии с которым:
«1) Окружные шариатские суды на территории ДССР со дня опубликования настоящего постановления считать упраздненными.
2) Лиц, продолжающих после опубликования настоящего постановления осуществлять функции шариатских судов, привлекать к уголовной ответственности…»
8 апреля 1929 г. Президиум ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление «О религиозных объединениях». Идеи и положения этого постановления сохранили свою силу вплоть до 1990 г. Постановление законодательно закрепило положение о том, что «религиозные общества не вправе заниматься какой-либо другой деятельностью, кроме как удовлетворения религиозных потребностей верующих в рамках культового сооружения и о том, что религиозные объединения необходимо вытеснять из жизни советского общества». Им было запрещено «создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения, оказывать материальную помощь своим членам, организовывать детские, юношеские и женские молитвенные собрания, библейские литературные, рукодельческие, трудовые группы по обучению религии, открывать библиотеки, читальни, организовывать санатории и оказывать лечебную помощь.
Желанием оторвать народ от ислама, от многовековых традиций и знаний, связанных с исламом, была продиктована заменена в 1928-1931 годах арабской графики на латинскую, а в конце 30-х годов латинская была заменена русской графикой. В результате национальные культуры, не только Дагестана, потеряли свою письменную основу, миллионы людей были лишены возможности читать огромное количество рукописных и печатных книг. Были они оторваны и от религиозной литературы, богословских трудов. Многие десятилетия мусульмане были вынуждены скрывать, боясь репрессий, любую книгу, написанную арабской графикой.
Большинство исследователей делят советскую антирелигиозную политику на шесть периодов:
1) время прямого террора против представителей церкви, главным образом православной;
2) время попытки взрыва церкви изнутри и пропагандою (примерно, совпадающее с периодом нэпа, т. е. 1922–1928);
3) первое сталинское гонение, охватывающее годы 1929–1933 и характерное массовыми ссылками священнослужителей, разрушением церквей, мечетей, синагог, закрытием религиозных кладбищ и т. д.;
4) кратковременная «передышка», когда были допускаемы даже весьма единичные, разумеется, возвращения сосланных священнослужителей, и борьба с религией носила более «мирный» характер;
5) второе сталинское гонение – ежовщина, которую, кстати, совершенно неверно изображают за границей, как преимущественно направленную против оппозиционных элементов внутри ВКПб) – когда было уничтожено (расстреляно и сослано) почти все духовенство (1936-1938);
6) поворот во внешнем отношении к церкви, вызванный, по справедливому замечанию Б.Николаевского, надвигающейся войной и показателями всесоюзной переписи; (13)
В разряд «нетрудовых элементов» и «лишенцев»были зачислены мусульмане которые в период религиозного гонения мусульман, соблюдали религиозные обряды (молитву, пост, празднование пятницы, Рамазан-Байрама и Курбан-Байрама с посещением в эти дни мечети), а также муллы (имамы), муэдзины, преподаватели мечетских школ (мектебов) и медрессе (высших духовных учебных заведений), а также шиитское оплакивание - Шахсей-Вахсей, празднование которых, с началом гонений на религию и служителей культа, было запрещено, но и которые из года в год, судя по справкам и отчетам органов государственной власти, отмечались верующими республики.
Священнослужителей принуждали ко всему прочему, подписывать публичное заявление о том, что их религия является обманом легковерных и невежественных людей, что поэтому они отказываются отныне верить и служить ей, преподавать ее в школах и т. д. Отказавшихся от подписи под такими заявлениями обычно ссылали в тюрьмы и концентрационные лагеря. Таким образом, как следствие из-за недостатка мулл и учителей опустело большинство мечетей и духовных школ. Пользуясь этим обстоятельством и другими предлогами, советские власти отводили мечети и духовные школы под устройство «ленинских уголков», атеистических музеев, под торговые склады и лавки, под театры, кино, танцевальные залы, ветеринарные пункты и пр.
Следует отметить, что мечеть у мусульман служила не только помещением для богослужения и исполнения религиозных обрядов, но и средоточием культурной жизни общины-джамаата и центром исламского образования. Дагестан еще в XIX в. лидировал на Северном Кавказе по числу действовавших тут мечетей и молельных домов. После Февральской революции их количество продолжало расти. Не прекратилось оно и после Октября 1917 г.
По данным сотрудника Дагестанского обкома Исмаилова, на 12 февраля 1929 г. в каждом из 1700 аулов Дагестана действовали в среднем по 3 мечети, включая одну пятничную (джума).
Главный удар в антирелигиозной кампании конца 1920 - 1930-х гг. государство нанесло по пятничным мечетям. Постановление ВЦИК от 17 сентября 1928 г. предписывало передавать здания культовых сооружений всех конфессий, включая мечети, государственным культурно-просветительным учреждениям, прежде всего начальным школам и клубам. Инструкция административно-организационного управления НКВД РСФСР об использовании помещений религиозными объединениями от 23 февраля 1929 г. положила начало планомерному закрытию и перепрофилированию молитвенных зданий.
Согласно постановлению ВЦИК и СНК РСФСР "О религиозных объединениях", принятому 8 апреля 1929 г., религиозные объединения верующих граждан всех культов подлежали теперь обязательной государственной регистрации. С этого времени верующий мог быть членом только одного (зарегистрированного) религиозного объединения, общества или группы. Согласно постановлению НКВД РСФСР "О регистрации религиозных объединений" от 10 октября 1929 г., все религиозные объединения, не прошедшие регистрацию до 1 мая 1930 г., считались закрытыми.(14)
Юридическим для закрытия считались постановления общих сходов (джамаатов), заверенные подписями членов религиозной общины. Такие документы ЦИК ДАССР санкционировал незамедлительно. В случае несогласия с решением ЦИК ДАССР верующие формально имели право обжаловать его в 14-дневный срок в Президиуме ВЦИК. При этом в 1930-х гг. власти широко использовали в публичных советских кампаниях и мероприятиях заранее подготовленных активистов, которые должны были поддерживать инициативу "снизу". Пытаясь выдать свои директивные действия в ответ на требования из центра за свободное волеизъявление масс, сельские и районные власти рапортовали наверх о случаях добровольного отказа верующих от исполнения религиозных обрядов и посещения мечетей и молельных зданий. Закрытие молитвенных домов и изъятие их ценностей оформлялись на сельских сходах, участвовать в которых заставляли всех жителей.
Примером тому может служить решение жителей селения Джаванкенд Кайтагского района от 10 января 1930 г. о передаче по описи имущества мечети кресткому и обращении мечети в культурно-просветительное учреждение. Кайтагский райисполком утвердил его. Кресткому поручалось продать имущество, а вырученные деньги держать в качестве резерва для переустройства здания мечети под школу. О "примерном антирелигиозном постановлении Джаванкентского сельсовета" было решено оповестить все прочие сельские общества района, а также послать сообщение об этом событии в Совнарком республики и республиканскую газету. Пример такого же решения известен из следственного дела одного из участников восстания, вспыхнувшего в мае 1930 г. в Южном Дагестане против антирелигиозных гонений и насильственного создания колхозов жителя селения Шихикент Касумкентского района Джаруллы Гаджиева.
Следует заметить, что именно в лакских районах впервые в Дагестане вошел в практику непосредственный снос мечетей. В 1938-1940 гг. из 14 лакских населенных пунктов Кулинского района в пяти были снесены мечети, села остались без каких-либо молитвенных помещений, пусть даже пустых или превращенных в колхозные склады, но номинальных символов былой мусульманской культуры.
Атеистическая политика широко использовала советские школы, превратив их в орудие целенаправленной борьбы с Исламом, через активное внедрение светского начального образования по районному признаку. Например, в 1929 г. в лезгинском Касумкентском районе на 134 населенных пунктов действовало 25 школ, в Лакском на 92 пункта – 26 школ, в лезгинском Ахтынском районе на 48 – 24.
Для сравнения на 110 населенных пунктов в Дахадаевском районе в местах компактного проживания даргинцев функционировало 11 школ, в аварском Кахибском районе на 46 населенных пунктов – 6 школ, в населенном аварскими народами Цумадинском районе на 128 – 11.
Другим действенным инструментом по изживанию религиозности населения, были так называемые «Союзы воинствующих безбожников».
«Союзы воинствующих безбожников» (СВБ) и прочие антирелигиозные движения и мероприятия, были призваны «зачистить» духовное пространство. Лозунгом СВБ стал призыв: «Борьба с религией - есть борьба за социализм».
В первых числах мая 1929 г. состоялся первый Вседагестанский съезд безбожников с повесткой дня: «Социальные корни и классовая сущность ислама». Решением I Вседагестанского съезда Воинствующих безбожников была поставлена задача: довести организацию безбожников республики до 25000 человек и активно вовлекать в борьбу с пережитками прошлого - женщин-горянок. Таким образом, с этого времени между органами государственной власти и духовенством началась «борьба за влияние на женщин».
При поддержке местных Советов, активно проводивших в республике в начале 30-годов культсанпоход с целью ликвидации неграмотности, СВБ проводили беседы, выступали с лекциями в районах и аулах, вели антирелигиозную пропаганду среди женщин-горянок. Итогом этой деятельности явилось создание при местных органах власти женотделов, которые возглавили борьбу за права женщин в обществе, выступали против многоженства, выдачи замуж малолетних, дачи калыма и т. д. Народные суды с участием женотделов устраивали показательные процессы.
В начале 30-х годов был издан декрет о защите прав женщин. Проект нового закона о браке, семье, опеке обсуждался и разъяснялся на массовых собраниях рабочих и работниц, на делегатских собраниях горянок.
В то же время непокорные исламские анклавы становились объектами карательных акций, силовой секуляризации, активной атеистической пропаганды, на которую направлялись значительные усилия и ресурсы. Если в начале 1937 г. в заселенном аварцами Цумадинском районе не существовало ни одной ячейки Союза воинствующих безбожников, то в лакском Хосрехе уже действовало 25 местных атеистов, в Каши – 12, Вихли – 16.
В 1938 г. только в одном лезгинском селе Усухчай Докузпаринского района было открыто 16 ячеек Союза воинствующих безбожников.
В лакском Кази-Кумухе и лезгинских Ахтах, стояли самые мощные в республике радио громкоговорители для антиисламской пропаганды. Только в Ахтах, где прежде было 10 квартальных мечетей и одна соборная, в начале 30-х гг. было установлено 320 радиоустановок.(31)
Возмущение верующих по поводу того, что советская власть устами Сталина на съезде народов Дагестана заявила, что отправлению религиозных обычаев и обрядов препятствовать не будет, а на деле насильственно закрывала мечети и медресе, отнимала вакуфы и преследовала за исполнение культа, приводило зачастую к вооруженным столкновениям с представителями органов государственной власти. (15)
Параллельно с религиозными репрессиями против исламского духовенства, с осени 1929г. партийное и государственное руководство страны взяли курс на ликвидацию кооперативного движения, на подмену кооперативного движения колхозным строительством, что вызывало у значительной части населения горного края недовольство.
Это недовольство еще более усилилось, после принятия 5 января 1930 г. постановления ЦК ВКП (б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Где был пересмотрен пятилетний план колхозного строительства, установлены повышенные темпы коллективизации, в частности было предусмотрено завершить коллективизацию на национальных территориях Северного Кавказа осенью 1930 года или весной 1931 года. В качестве наиболее распространенной формой колхозного строительства предусматривалось создание сельскохозяйственной артели.(16)
Искривления и перегибы в колхозном строительстве были связаны сложностью процесса перевода миллионов единоличных крестьянских хозяйств в лоно социалистического строительства. Во время его осуществления в Дагестане возникали сложные и трудные проблемы, разрешение которых сопровождалось многочисленными ошибками, недостатками, искривлениями и перегибами. Этому способствовало отсутствие опыта проведения таких масштабных мероприятий, как сплошная коллективизация, которая проводилась без подготовки, быстро, не считаясь с реальным положением дел на местах. Это приводило местное руководство к неправильной оценке процессов и явлений, происходящих в деревне, к искривлениям, ошибкам и перегибам, к погоне за высокими процентами коллективизированных хозяйств, дутым колхозам. Коллективизация и ликвидация кулачества как класса были под процессами советской модернизации на селе и осуществлялись в форме настоящей революции – иначе нельзя назвать кардинальную смену форм собственности.
Недовольство крестьян в начале 30-х годов нарастало по всей стране. В сводках ОГПУ из деревни летом 1932 г. говорилось «об ухудшении политнастроения колхозников и единоличников», «росте неорганизованного отходничества», «массовых выходах из колхозов», «разборе скота, имущества и сельскохозяйственного инвентаря», «самочинном захвате и разделе земли посевов».
Все, выше перечисленные преобразования лишь усилили протестные настроения в различных слоях общества, и как следствие вылились в антиколхозные выступления.
Наиболее крупными антиколхозные выступления крестьян против коллективизации в 1930г. в Дагестане были в селах Ахтынского, Касумкентского, Курахского, Рутульского и Табасаранского районов Южного Дагестана, а также в аулах Дидоевского участка Цумадинского района Нагорного Дагестана. В этих аулах и районах колхозы насаждались методом административного нажима, угрозой высылки, принудительно.
При создании колхозов проводилось обобществление крупного и мелкого скота, домашней птицы. Таким путем к концу февраля 1930г. в Дагестане было образовано 44 колхоза с вовлечением 2168 хозяйств.
Проводимые мероприятия были направлены на ликвидацию помещичьего землевладения, кулачества как класса, мусульманского духовенства, изжития в сознании людей религии ислам и исламской культуры. Подобные действия партийных и советских органов на местах вызывали у горцев негативное отношение к советской власти и к идее коллективизации.
Основной принцип колхозного строительства, принцип добровольности, нарушался. Кулаком и его пособником объявлялся всякий, кто не хотел вступать в колхоз. Отказавшихся лишали избирательных прав, имущество их конфисковывалось.
В Дагестане зимой 1930 г. органы власти началась крупномасштабная акция по раскулачиванию и выселению кулаков и их семей. Было намечено выселить 1500 кулацких семей из всех районов республики, включая те, которые не вступили еще на путь действительно массового колхозного движения. Объявление кулака вне закона привело к беззакониям по отношению к значительной части горского крестьянства.
Чрезвычайные меры, принимаемые органами власти, раскулачивание, насильственное обобществление скота и сельхозинвентаря, изъятие вакуфного имущества, закрытие мечетей, репрессии в отношении некоторых представителей мусульманского духовенства, искривления и перегибы в налоговой и заготовительной кампании, незаконные аресты явились основными причинами возмущения горского крестьянства в 1929–1930 гг., что было использовано кулачеством и духовенством для антиколхозной агитации.
Центральная и местная власть расценивала выступления крестьян, направленные против коллективизации, как кулацкие, антисоветские. Отчетливо выраженная антиколхозная направленность присутствовала практически во всех вооруженных выступлениях. Выдвигались и лозунги религиозного содержания.
Первые факты публичного сожжения экземпляров Корана и рукописных арабских книг были зафиксированы в Дербентском районе в начале 1930 г. Подобные акции местных атеистов были названы даже центральным руководством в Махачкале «левыми перегибами».
По той причине, что в лезгинских землях ислам пустил глубокие корни еще с первых веков распространения на Кавказе, влияние местных шейхов было велико, которые также сопротивлялись новой власти наиболее ожесточенно.К примеру, только в 1926 г. на территории лезгинских Самурского и Кюринского округов произошло 45 случаев антисоветских выступлений, организованных местными суфиями.
К 1930 году в Рутульском и Ахтынском районах, населенных народами лезгинской группы, власти не смогли добиться масштабного закрытия молитвенных зданий. Местные ячейки Союза воинствующих безбожников сообщали в Центральный комитет Махачкалы, что в данных районах «…Работать трудно, нет поддержки из-за полной охваченности населения религиозным фанатизмом».
В селе Эвагар Касумкентского района 17 февраля 1930г. на собрании колхозного актива своими агрессивными действиями сорвали собрание, избили председателя сельсовета, разгромили ликпункт. Кулачество и духовенство села сумели вовлечь женщин в антиколхозное движение, организовывало тайное собрание женщин, несмотря на запрет Кораном их допускали в мечеть на молитву. На тайных собраниях выражали недовольство политикой советской власти по насильственному проведению коллективизации. В результате таких выступлений начали распадаться уже созданные колхозы. Их число сократилось с 30% к 1 марта 1930г до 6% к августу того же года.
Были зафиксированы также массовые выступления женщин против создания колхозов, которые наблюдались в Табасаранском районе. Женщины семи населенных пунктов района в количестве 700 человек в начале марта 1930г явились в райцентр района села Тинит и потребовали роспуска колхозов.
После того как в лезгинском Касумкентском районе было закрыто свыше 40 мечетей и усилились темпы коллективизации, местные шейхи возглавили вооруженные протестные выступления. Часть жителей селений Ичин, Махмудкент и Цилигун самостоятельно открыли мечети и организовали отряды ополченцев, которые возглавил суфийский шейх из селения Штул Хаджи Мухаммад Эфенди Рамазанов.
Следует заметить, что штульский «бунт» катализировал в самых разных районах Дагестана резкие религиозные протесты, направленные против перегибов сплошной коллективизации и антирелигиозной политики большевиков – ликвидации шариатских судов, закрытия мечетей, арестов богословов, лишения избирательных прав имамов и алимов и т. д.
Наиболее крупным движением против советской власти в период коллективизации было восстание под руководством шейха Штульского, охватившее Курахский, Касумкентский и Табасаранский районы Южного Дагестана.
Руководство республики, проанализировав события, связанные с восстанием весной 1930 г. в этих районах, выяснило, что уполномоченные органы власти приступили здесь к насаждению колхозов путем административного нажима, и к концу февраля 1930 г. в районе было создано 44 колхозов с вовлечением в них 2168 хозяйств. Одновременно местные властные структуры без соответствующей агитационно-пропагандистской работы, без учета мнения сельских жителей вели работу по насильственному изъятию вакуфного имущества мечетей, закрыли 48 мечетей, при этом арестовали всех протестующих против такой акции властей.
К другим мотивам восстания относились случаи насильственного изымания всего хлеба вовремя хлебозаготовок, в том числе предназначенного для питания и посевов, не только у зажиточных крестьян, но и у середняков. Поэтому среди повстанцев большинство составляли середняки и даже крестьяне-бедняки. Анализ состава участников восстания дает все основания предполагать, что в выступлении шейха Штульского приняли участие представители всех слоев сельского общества указанных районов.
Главной целью восстания было требование восстановления шариата, предоставления тех прав, которыми горцы обладали до установления советской власти в Дагестане. Повстанцы во всех аулах сменили председателей сельсоветов и других советских работников, назначили на их места старшин, разогнали колхозы. Так, в Касумкентском районе был убит секретарь райкома партии Ю. Герейханов. Органы власти быстро и жестко отреагировали на вооруженное выступление масс. Для ликвидации восстания была организована крупная оперативная группа, состоящая из войсковых частей Красной Армии, милиции и отрядов партизан из местных горцев.
Чтобы понять мотивы и цели этого восстания, как отмечает историк Х Махмудов (17) необходимо детально ознакомиться с содержанием дела № 1632 по обвинению Магомеда Рамазанова и др., а также с некоторыми документами партийного фонда, ранее не введенными в научный оборот.
Вот некоторые анкетные данные руководителя выступления шейха Штульского: «Гаджи Магомед Эфенди Рамазанов родился в 1855 году в селении Штул Курахского района. В 1929 году привлекался органами, после двух месяцев содержания под стражей освобожден.
Владеет собственностью в Штуле, Касумкенте и Ю.Стале – три дома, сады, 50 голов скота и т.д., семья – три жены, семь детей. Имеет высшее религиозное образование - шейх». Отметим, что Штульский был известным религиозным деятелем в Южном Дагестане, часто бывал в Махачкале и Баку».
Подготовка к восстанию велась в течении одного – двух месяцев. Люди шейха разъезжали по селениям, агитировали против колхозов, распространяли прокламации, составленные Штульским. Намечалась общая дата выступления – 1 мая.
Началось восстание, несмотря на подготовку, внезапно, что подтверждается данными сводки Курахского РК ВКБ (б) в Дагобком партии: «началось восстание внезапным столкновением повстанцев с Курахским отрядом, который они разоружили и распустили, районные власти, узнав об этом факте, бросив район, бежали… Восстание стихийно распространялось, 27 апреля оно перекинулось в Касумкент, здесь начавшаяся на базаре перестрелка распространилась на весь райцентр, в ходе которой были убиты секретарь РК ВКБ(б) Герейханов и сотрудник уголовного розыска.
В развитии событий в Касумкенте Штульский не участвовал. К восстанию присоединились все села Курахского района: Цнал, Ичин, Махмудкент и др. Затем восстание начало распространяться в Табасаране – 27 апреля власти селения Тинит (центр Табасаранского района) бежали, услышав о восстании, а 28 апреля туда вступили повстанцы. Возглавлял повстанческий штаб в Тините Акимов. Распространились слухи и в северном Табасаране, здесь повстанческий штаб возглавлял Мавзакая Эфенди. Повстанцы Табасарана были плохо вооружены. Тем не менее, они разоружили погранзаставу, и взяли в плен пять человек… Общая численность восставших доходит до трех тысяч человек».
В выступлении шейха Штульского приняли участие не только духовенство и кулаки, но и основная масса населения – крестьяне, а также часть партийных и советских работников, что подтверждается многочисленными документальными данными.
Официальные власти быстро и жестко среагировали на выступление: «для ликвидации восстания была организована центральная оперативная группа из прибывших войсковых частей и отрядов партизан из местных горцев. Были привлечены также части 5-го полка Северо-Кавказской дивизии, дивизион самокатчиков, два взвода ОГПУ Дагестана и партизанские отряды из горцев. Была разработана масштабная операция с привлечением войск.
Плохо вооруженные, неподготовленные, не получившие ожидаемой поддержки повстанцы были жестоко разбиты. Только Штульскому с небольшой группой руководителей восстания удалось скрыться в Курахских лесах. К 2-3 мая оперативно-войсковая операция была завершена, основные очаги сопротивления подавлены, органами ОГПУ принимались меры к поимке скрывающихся в лесах руководителей движения. В районах охваченных восстанием, прошла тотальная проверка всего мужского населения и чистка в партийных и комсомольских организациях. Органы не скупились на обещания сохранения жизни скрывающимся руководителям восстания в обмен на добровольную явку.
К ним засылались авторитетные люди с письмами от близких, а также с обращением руководства ДагОГПУ, с предложением сдаться в обмен на сохранение жизни. В ответ на эти призывы шейх Штульский направил декларацию на имя начальника ДагОГПУ Мамедбекова:
«Вам известно, что в последнее время проведение мероприятий советской власти, при неумелом руководстве на местах вызвало массовое возмущение населения, связанное с коллективизацией и обобществлением личного имущества и скота граждан, что в конечном итоге привело к разорению крестьянских хозяйств, а также массовые гонения на религию и религиозных деятелей. Ввиду этого я вынужден был руководить не вооруженным восстанием, а всеобщим протестом, выполнив который я сразу отступил от районного центра, доведя до вас это недовольство. Причем в этот никакие репрессии нами не применялись, была строгая дисциплина. Несмотря на наши протесты, вы предлагаете мне добровольно явиться. Вследствие этого я прошу удовлетворить следующие наши просьбы:
1)Не затрагивать основы нашей религии;
2)Отказаться от обобществления личного имущества и скота граждан;
3)Решить вопрос избирательных прав, установить всеобщее избирательное право;
4)Отказаться от массовых арестов и освободить невинно заключенных;
…теперь, когда вы расследуете истинные причины настоящего протеста и в зависимости от результатов настоящей просьбы, я готов к вам явиться…» (Составлено 12 мая 1930 года).
Довольно долгое время Штульскому с группой единомышленников удавалось скрываться в лесах Касумкента и Кураха. Точно не известны обстоятельства пленения или добровольной явки шейха, но в деле имеются материалы его допроса, датированные 19 июля 1930 года: «Я – Гаджи Магомед Эфенди Рамазанов шейх Штульский заявляю: что 26 апреля 1930 года я возглавил вооруженное восстание против советской власти, граждан Кюринского округа – районов Курахского, Касумкентского и Табасаранского.
Целью восстания было требование от советской власти восстановление шариата, предоставление тех прав и положений которыми пользовались граждане до прихода советской власти в Дагестан. В частности, мои и граждан, мною возглавлявшихся, сводились к следующему:
а) восстановление шариатских судов и школ с преподаванием для детей;
б) введение брака по шариату взамен ЗАГСа;
в) ликвидация сельских советов и восстановление статуса старшин;
г) возвращение отобранных мечетей и прекращение гонений на религию;
д) освобождение служащих культа от налогов;
ж) восстановление в избирательных правах незаконно лишенных;
и) прекращение арестов невинных людей.
Изложенные выше мы хотели предъявить советской власти в виде ультиматума, что если советская власть не выполнит их, то начать военные действия и таким образом добиться своего. Причем мы решили, если не победим, будем скрываться в горах и оттуда производить налеты на сельсоветы, комячейки и т.д. с целью помешать советскому строительству, пока власти не выполнят наши требования. Оговорюсь, лично я на победу не надеялся, так как восстание граждан было плохо вооружено, но я знал советская власть пойдет на уступки, если увидит массу вооруженных и восставших людей». Подпись – Штульский.
Восставшие были жестоко наказаны. Было привлечено к ответственности 316 человек, из них 104 осуждены на различные сроки концлагерей сроком от 3 до 10 лет.
Среди осужденных был старший сын Штульского Магомед-Шапи, приговоренный к 10 годам лагерей. По Табасаранскому району дело было в отдельное производство, решением тройки осуждено 72 человека.
Постановлением тройки, при полномочном представителе ОГПУ Северо-Кавказского края по ДАССР от 29 ноября 1930г. «за организацию вооруженного восстания с целью свержения советской власти и в соответствии со ст. 582 УК РСФСР шейх Рамазанов (Штульский), которому к тому времени исполнилось 75 лет, был приговорен к высшей мере наказания (расстрелу) с конфискацией имущества».
К данной мере наказания были приговорены и 10 его соратников, в их числе Масумов Иса, Магомедов Абдул-Вагаб, Айдемиров Навруз, Загиров Муталиб, Кафланов Абдуразак и другие. Остальные участники антиколхозного движения в составе 39 семей, проживавших в 17-ти селениях Касумкентского и Табасаранского районов решением районных троек от 22 февраля 1935г. были выселены (кулацкое выселение) за пределы Дагестана как активные участники антиколхозного, антисоветского восстания в апреле 1930г.
В одном ряду с выступлением шейха Штульского стоит так называемое Хновское восстание. В нем участвовали не только жители Хнова, но и жители нескольких соседних сел Рутульского и Ахтынского районов. Причиной того, что именно Хнов стал центром восстания, было географическое и административное расположение села: на границе двух республик - Дагестана и Азербайджана и на стыке двух районов - Ахтынского и Рутульского. Древнее село с богатой историей закономерно оказалось во главе движения против насильственной смены вековых устоев, ликвидации частной собственности и притеснения религии.
Нужно отметить, что оба эти восстания, как и выступления в Закатальском и Нухинском округах Азербаджана (населенных выходцами из Дагестана), происходили в одно и то же время - весной 1930 года, когда активно насаждался колхозный строй. Причин быть недовольными как у борчинцев, так и у хновцев было достаточно. Это - меры против религии, насильственное закрытие мечетей и медресе, ликвидация шариатских судов и т.д. Положение усложнилось началом коллективизации с бесцеремонным обобществлением. Тяжелым бременем лежал на крестьянах и продналог.
Судя по материалам следствия и допросов участников восстания, вырисовывается следующая картина: «Еще за месяц до восстания в Хнове, в селении Верхний Гейнек Азерб. ССР было созвано совещание по инициативе известного руководителя выступления в Азерб. ССР муллы Мустафы Шейхзаде, в котором участвовали Муса Ширинбеков (хновец) и Незир Юнусов (с.Борч) от Дагестана. На совещании обсуждался вопрос о присоединении дагестанцев к повстанческому движению в Азерб. ССР для совместных действий против советской власти, о чем было принято соответствующее решение. Вернувшись в Хнов, М.Ширинбеков, Г.Азизов и Н.Юнусов стали распространять слухи о скором падении советской власти и наступлении иностранных государств на Советскую Россию и одновременно приступили к сбору оружия и агитации в других селах за восстановление старого порядка, провели ряд секретных совещаний.
И 18 мая 1930 года в результате проведенной работы в с. Хнов было поднято восстание и свергнута советская власть, а 22 мая отряд вооруженных хновцев прибыл в с. Фий (Ахтынского района) с призывом присоединиться к вооруженному восстанию...Таким образом, восставшие захватили в свои руки селения Хнов, Гдым, Фий и Борч».
Решение о выступлении было принято на сходе общества селения Хнов. Подтверждением тому, что хновское общество восстало в едином порыве, служит материал допроса одного из плененных хновцами милиционеров (ехавшего в составе отряда, направленного в Хнов для разведки обстановки) Гаджи Зухрабова:
«... Главарями восстания являются мулла Магомед, Гашим Азизов, а участвует все хновское общество. В Хнове азербайджанцев нет, но начали восстание по распоряжению Исмаила Эфенди».
Для подавления восстания были привлечены немалые силы: части 5-го стрелкового полка ВОГПУ, 48-й кавалерийский дивизион, несколько партизанских отрядов. Хнов был окружен, установлен пропускной режим, пока не прошла тотальная проверка на лояльность власти всех граждан. Правоохранительные органы в полной мере использовали предоставленные им полномочия, среди которых были и разрешающие брать в заложники членов семей скрывающихся руководителей восстания, а в исключительных случаях - и взрывать их дома - это в дополнение к конфискации имущества и баранты. По словам старожилов Хнова, в селе было взорвано несколько домов руководителей восстания, применено заложничество по отношению к их семьям.
Один из руководителей восстания мулла Магомед, находясь под арестом, составил несколько писем и отправил людей к скрывающимся в Азербайджане участникам выступления, за что органы обещали ему, как и другим добровольно явившимся, сохранить жизнь.
Приговор был суров: всего по делу было привлечено 350 человек, из них 53 человека, как руководители и актив вооруженного восстания, осуждены на различные сроки концентрационных лагерей.
Непосрественно руководители восстания во главе Мусой Ширинбековым в количестве 16 человек постановлением политтройки и полномочного представителя ОГПУ Северо-Кавказского края приговорены к 10 годам лагерей (от 27 февраля 1931 года), но затем дело было пересмотрено, Муса Ширинбеков и другие руководители восстания, всего 16 человек, приговорены к высшей мере наказания с конфискацией имущества по статье 58/2 УК РСФСР - за активную борьбу с советской властью с оружием в руках.
Среди осужденных были жители всех четырех селений, участвовавших в восстании. Было конфисковано личное имущество участников выступления, баранта и земли, им принадлежащие.
В последующие годы отношение официальных властей к мятежному селу было суровым, если не сказать враждебным, что, в конечном счете, повлияло на материальное положение и политический статус жителей села. Немало хновцев пострадало и в годы репрессий (1936-1938) за ту или иную причастность к восстанию 1930 года, попав в разряд «врагов народа». По данным сельсовета, за 1936-1938 гг. было осуждено и выслано на Урал (во многих случаях целыми семьями) около ста хновцев.
Отметим и такой факт: многие колхозы Рутульского и Ахтынского района были созданы на основе конфискованного у участников и причастных к восстанию жителей этого района поголовья мелкого и крупного рогатого скота.(18)
И только с началом Великой Отечественной войны отношение официальных властей к бывшему «кулацкому» селу изменилось, и связано это было с массовым уходом и героическими подвигами хновцев на фронтах Великой Отечественной. Более 130 хновцев не вернулось с той войны. Уроженец Хнова Гасрет Агаевич Алиев в 1943 году был удостоен звания Героя Советского Союза.
Согласно известному Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х гг.» постановлением Верховного суда ДАССР от 16 и 30 мая 1989 года все участники восстания шейха Штульского и Хновского восстания были реабилитированы.
По весьма неполным данным с начала 1930 г. по октябрь 1933 г. в Дагестане было арестовано 1212 человек представителей духовенства, из них: шейхов - 9, шейхствующих лиц - 5, общественных кадиев - 91, мулл - 405, мюридов - 702, в том числе 351 старших мюридов.
В каждом районе и особенно в тех населенных пунктах, где проживали наиболее авторитетные духовные лица, в начале 1930-х гг. имелись осведомители ОГПУ, следившие за каждым их шагом. По данным Дагестанского отделения ОГПУ Чумакова, на 1 октября 1933 г. только "по мусульманскому духовенству и шейхизму" имелись 75 агентов, причем каждый из них был прикреплен к конкретной "секте", как называли советские чиновники тарикатские вирды.
Дагестан, в плане репрессий духовных лиц, пострадал больше чем другие регионы. Массированное давление на научно-культурный слой дагестанского общества, изгнание, казни и высылки лучших и ярких представителей ислама, исламской философии прервали традиционную цепь исламских знаний. С закрытием мечетей и школ при них мусульманская духовная культура понесла невосполнимые потери. Конечно, некоторые представители мусульманского духовенства волею судеб уцелели от репрессий. На какое-то время они затаились. В подполье ушли не только суфии и алимы, но и простые верующие, которые не мыслили себя без веры и исполняли религиозные требы почти подпольно. Сотни молитвенных домов и мечетей уцелели, будучи переоборудованными под "культурно-хозяйственные нужды" строящегося социалистического общества. Они в большинстве своем были возвращены верующим в конце 1980 - 1990-х гг.
Гонения на представителей духовенства, осуществляемые в Дагестане, являлись составной частью политики советского правительства. 15 мая 1932 г. комиссией Политбюро ЦК ВКП (б) был принят план - «безбожная пятилетка».(19)
Предполагалось к 1 мая 1937 г. ликвидировать в стране все культовые сооружения, вытравить из сознания людей религиозные убеждения. Дагестанские органы государственной власти старались не подвести центральное правительство и внести свой вклад в искоренение мусульманской религии в республике. Большинство репрессированных, навсегда расстались с Дагестаном. Переписка с родственниками на родине находилась под строгой цензурой. В лучшем случае от властных структур приходили в Дагестан уведомления о смерти того, или иного ссыльного.
В докладе Дагестанского отдела ОГПУ за 1933г. приводились данные о сокращении числа мулл и кадиев:
1) из 636 кадиев выполняли обязанности - 84 (13,2%);
2) бросили службу из боязни репрессий - 552 (86,8%);
3) из 1469 мулл выполняли обязанности - 528 (35,9%);
4) бросили службу из боязни репрессий - 941 (64,1%);
Репрессии в отношении служителей культа и верующих, сочетались с повсеместным закрытием мечетей.
Из 1912 мечетей по 25 районам Дагестана на 1 октября 1933 г.:
1)действующими оставались 1037 (54,2%);
2)полностью были закрыты по решению советских органов -208 (10,9%);
3)не были закрыты, но не действовали из-за отсутствия (нехватки) служителей культа, духовных лиц - 676 мечетей (35,5%);
4)вовсе были разрушены 48 мечетей или 2,5%.
Во время широкой антимусульманской кампании конца 20-х – 30-х годов вместе с мечетями было закрыто большинство святых мест на территории горных селений. Могильными плитами с разгромленных комсомольцами уджагъабыр (мовзолей святых,пир у рутульцев) мостили танцплощадки, использовали их при строительстве административных зданий. Многие святилища, расположенные в труднодоступных горных местностях, были заброшены и постепенно превратились в груды развалин. При этом некоторые почитаемые святилища удалось спасти и даже приспособить к советской действительности. При негласном поощрении со стороны некоторых советских и колхозных руководителей рутульцы уберегли от уничтожения ряд родовых кладбищ с тухумными уджагъабыр, закрепив их за собой как приусадебные участки. Святые могилы были обнесены оградами, внутри которых были посажены плодовые деревья.(20)
Прекращение в 30-е годы ХХ в. массового хаджа к святыням ислама в Аравию привели к изменению важнейших мусульманских обрядов. Из «пяти столпов ислама» фактически выпало паломничество в Мекку.
Гибель исламской книжной культуры в ХХ в. отразилась и на практиках культа святых у рутульцев. Как отмечает сотрудник ИВ РАН В.Бобровников, в 20–50-е годы ХХ в. уджагъабыр приобрели еще одну новую функцию. Еще в начале 1920-х гг. в некоторых мавзолеях были замурованы целые частные библиотеки арабских рукописей, которые тем самым избежали уничтожения в годы репрессий. Страх перед силой шейхов был тогда так силен, что даже самые ярые советские активисты побоялись вытащить книги из мавзолеев.
В Центральном архиве республики хранятся документы о массовом закрытии мечетей по «ходатайству» граждан, начиная в 1938 г. и до начала Великой Отечественной войны 1941-1945гг. Как свидетельствуют документы, Президиумы районных исполнительных комитетов представляли ходатайства, а постановления о закрытии выносились Президиумом Верховного Совета ДАССР. На одном заседании закрывались от 10 до 20 мечетей. В итоге за 2-3 года постановлениями Президиума Верховного Совета ДАССР было закрыто в республике более 800 мечетей. Была закрыта и самая древняя мечеть на территории России – дербентская Джума-мечеть.
В 1938-1943 гг. ее отдали в распоряжение НКВД, и она служила городской тюрьмой.(21)
Накануне Великой Отечественной войны
С началом Великой Отечественной войны прекратилась атеистическая пропаганда партийных органов, остановились репрессии против духовенства. Наряду с представителями других конфессий и местными органами власти, мусульманское духовенство организовывало сбор средств в фонд «Обороны страны», помощь госпиталям, семьям погибших, призывало храбро сражаться с немецко-фашистскими захватчиками.
В 1944 г. мусульманам Советского Союза было разрешено организовать выезд паломников (хадж) к святым местам Саудовской Аравии. Это была политика сохранения социально-политической стабильности в стране в условиях военного времени с целью использования религиозных организаций и верующих на борьбу против фашистских агрессоров. Было разрешено открывать мечети в мусульманских республиках, в том числе и в Дагестане, восстановить закят в пользу бедных граждан.
В том же 1944г. было создано Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) в г. Буйнакске. Так в годы Великой Отечественной войны был начат процесс возрождения религиозных объединений мусульман. К концу войны в действующих мечетях Дагестана работали 27 человек, из них кадиев - 13, помощников кадиев - 1, муэдзинов – 13.
Однако, несмотря на внешнее благополучие, правовые отношения между органами государственной власти и религиозными объединениями все еще строились на основе постановления ВЦИКа и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. После войны органы государственной власти вновь активизировали антирелигиозную пропаганду. Так называемая «амнистия» религии, вновь сменилась диктатом и вмешательством органов государственной власти в дела в верующих.
Таким образом, как свидетельствуют выше приведенные документы, в первой половине ХХ века органы государственной власти и самоуправления республики приложили немало усилий для искоренения мусульманской религии из жизни дагестанского общества. С точки зрения истории, вполне понятно, новые власти, вели наступление по всем фронтам: промышленность, сельское хозяйство, просвещение, идеология.
Вопрос о том, чтобы создать какие-то идеологические, социально-бытовые и др. условия для верующих, для нормального функционирования религиозных организаций, даже не ставился на повестку дня.
В условиях строительства социализма, религия считалось врагом. Лояльное отношение властей к служителям культа и верующим впервые годы советской власти, уже с середины 20-х годов сменилось запретами, гонениями, репрессиями. В литературе советского периода, мусульманское духовенство, которое, как известно, в истории Дагестана не раз выступало силой сплачивающей народы горного края, отныне именовалось как «отживающие силы общества», с которыми необходимо вести борьбу. Массовое закрытие мечетей в республике, преследования за изучение Корана, чтения молитв, празднования священных для мусульман праздников, естественно вызывало ответную реакцию со стороны духовенства и верующих.
Возрождение религиозной жизни, в том числе и суфийских братств, в республике началось со второй половины 80-х годов ХХ в.
Новые законы РФ и РД о свободе совести, значительно расширившие права верующих, способствовали резкой активизации деятельности религиозных организаций, в том числе и суфийских братств в Дагестане. После упразднения в 1991 г. Совета по делам религий в Москве суфийские общины вышли из под негласного государственного надзора.
В мае 1989 г. был созван съезд мусульман Северного Кавказа, где было принято решение о смещении с должности старого муфтия Махмуда Геккиева и формирование нового Духовного управления мусульман Северного Кавказа. Не останавливаясь подробно на истории формирования нового муфтията в постсоветскую эпоху, хочется просто отметить, что именно с этого периода за весь досоветский и советский периоды именно суфийский ислам перестал быть объектом давления со стороны государства.
Первым муфтием нового Духовного управления был Магомед-Мухтар Бабатов впоследствии один из наиболее влиятельных суфийских шейхов республики. Все последующие муфтии так же имели непосредственное отношение к суфизму.
В постсоветское время идеологическая работа нового муфтията отличалась значительным акцентом на суфийские ценности. Многие культовые места (пир, зияраты) были восстановлены и стали объектом посещения со стороны мусульман республики. Были построены или восстановлены сотни мечетей, открылись исламские университеты.
Несмотря на то, что суфии в мусульманском мире иногда и вмешивались в политику, все же эта гибкая система, которая в течение веков существовала в Дагестане настолько адаптировалась к местным реалиям, что приобрела черты, отличающую ее от аналогичных братств в других мусульманских регионах. В настоящее время суфийские общины Дагестана являются наиболее активными сторонниками существующей власти.
С падением Советской власти положение суфийских групп в Дагестане изменилось. Из гонимых религиозных диссидентов шейхи возрожденных тарикатов превратились в уважаемых религиозных лидеров. После распада в 1990 г. Духовного управления мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) с центром в Махачкале.
В республиканском муфтияте (ДУМД), возникшем в 1992 г. на развалинах ДУМСК на первый план выдвинулись мюриды некоторых шейхов. К середине 90-х годов муфтият попал в руки последователей крупнейшего в Дагестане накшбандийского и шазилийского шейха Саида-афанди (Ацаева) Чиркейского (ал-Чиркави, 1937 г. р.). В свою очередь власти республики стали активно поддерживать шейхов и ДУМД, видя в них заслон в борьбе с религиозной оппозицией постсоветских диссидентов-ваххабитов, выступающих также и против суфизма.(23)
Особенности исламского возрождения в Южном Дагестане конца ХХ в.
Ислама в Южном регионе РД то он имеет более 1350-летнюю историю. Религиозная обстановка в Южном Дагестане (Агульский, Ахтынский, Дербентский, Докузпаринский, Курахский, Магарамкентский, Рутульский, С-Стальский, Табасаранский, Хивский районы, гг. Дербент и ДагОгни) по мнению зам. мин.нац. политики, доцента К.Ханбабаева в целом характеризуется , как стабильная.
Религиозность населения в Южном Дагестане по сравнению с регионами Западного и Северного Дагестана, проявляется в слабой форме:
а) здесь функционирует значительно меньше мечетей – 339 (суннитских: 254 джума-мечетей, квартальных мечетей – 46, молитвенных домов – 13 и 16 шиитских мечетей);
б) мусульманских учебных заведений – 29 (1 исламский вуз ИУ им. шейха Абдуллы Курихского в г. Дербенте – в республике 19 исламских вузов);
в) 9 медресе (всего в республике 97 медресе);
г) 22 мактаба – начальных школ (в республике – 278 мактабов);
В тоже время Южный Дагестан отличается конфессиональным многообразием и толерантностью. Кроме суннитского мусульманского большинства, здесь есть еще шииты- имамиты (в основном из азербайджанцев), небольшие общины иудеев из числа горских евреев, а также немногочисленные православные русские. О силе стабилизирующего влияния секуляризированного Дербента свидетельствует тот факт, что древнейшая в России историческая Джума-мечеть города управляется совместно суннитами и шиитами.
В годы советской власти лезгины (ныне все лезгинские народы), были народом подвергнутым религиозными гонениями, которое не могло не отразиться на менталитете лезгин и степени их религиозности, но с религиозным возрождением 1980-90х гг. ситуация существенно изменилась. Современное мусульманское возрождение в Южном Дагестане имеет две формы: суфийскую и традиционалистскую, крайняя форма которой - течение, которое принято называть «ваххабитским».(24)
Общее количество обучающихся в мактабах и медресе в регионе составляет около 400 чел. (в целом в РД исламским обучением охвачено более 7,5 тыс. чел.). Представители Южного Дагестана составляют всего 4-5% от общего числа дагестанцев, ежегодно совершающих хадж и умра. Низким остается общий уровень подготовки кадров мусульманского духовенства, мало верующих, совершающих хадж.(25)
Относительно высока религиозность населения в Табасаранском районе. Здесь функционирует 77 мечетей. Не во всех населенных пунктах Южного Дагестана действуют религиозные объединения – мечети, мактабы, медресе, особенно в таких крупных районах, как Магарамкентский и С.-Стальский.
На сегодняшний день, отчасти на примере рутульцев можно наблюдать процессы религиозного возраждения. Постсоветский исламский подъем охватил рутульцев позднее, чем горцев Северного и Среднего Дагестана. Этот небольшой мусульманский народ лезгинской подгруппы нахско-дагестанской языковой семьи населяет более 20 селений в пограничных высокогорных районах Южного Дагестана (17 селений Рутульского и Ахтынского районов) и Северного Азербайджана (Шекинский и Кахский районы) в долине реки Самур.
Как и прочие дагестанские мусульмане, они издавна принадлежат к шафиитской религиозно-правовой школе (араб. мазхаб) суннитского ислама. В конце 20-х – 50-е годы ХХ в. институты и памятники ислама были здесь основательно разрушены. Вплоть до конца 90-х годов ни в одном из этих селений не было действующей мечети. Во всем Южном Дагестане до 1988 г. была официально открыта лишь шиитская пятничная джума-мечеть Дербента VIII в., древнейшая из мечетей постсоветской России.
Первая мечеть у рутульцев Дагестана открылась в 1998 г. Ею стала основанная еще в средние века, но основательно перестроенная в XVIII в. джума-мечеть в с. Рутул, отреставрированная на пожертвования жителей селения пятью рутульцами в 1994 г.
Если у аварцев, даргинцев, кумыков Северного и Среднего Дагестана исламский бум 90-х годов начался с роста числа мечетей и школ при них, то у мусульман Южного Дагестана его показателем стали святилища (пир).
Характерно, что из 14 дореволюционных квартальных мечетей XIII–XIX вв. в Рутуле 11 все еще лежат в развалинах, одна используется как хозяйственное помещение, а в мечети XIV в., где с начала 80-х годов открыта спортшкола, теперь справляют свадьбы зимой.
Для сравнения надо отметить, что в даргинском селении Губден с населением в 10 тысяч человек уже в 1992 г. появилось 25 мечетей, а в Рутуле, где в 1997 г. проживало 4483 человек, – только одна.
При этом в рутульских селениях появились десятки святилищ. В целом по Дагестану число мечетей с 1985 по 2003 выросло с 27 до 1679, включая 1091 пятничную и 558 квартальных; открылись 16 исламских вузов с 50 филиалами, 141 средняя (араб. мадраса) и 324 начальных примечетных школ.
Большинство этих исламских институтов находится в Северном и Среднем Дагестане. На юге же республике сосредоточено большинство святых мест, число которых с 1985 г. до конца 90-х годов выросло с 142 до 850. Если на севере Дагестана и в Чечне святые места называют зияратами (от араб. зийара, «место паломничества»), а на юге республике и в Азербайджане – по-персидски пир.
Ключевой фигурой религиозной жизни в Южном Дагестане стал Серажутдин Исрафилов (1954 г. р.), шейх накшбандийского тариката, проживающий в селении Хурик, Табасаранского района. Он моложе и образованнее Саида-афанди Чиркейского .
Он является на сегодняшний день наиболее влиятельным шейх в Южном Дагестане. Он имеет, как утверждают некоторые эксперты, до 8 тыс. мюридов среди табасаранцев и лезгин в Табасаранском, Хивском, Сулейман-Стальском и Ахтынском районах.(26)
Однако людей привлекает не его познания в исламских науках, а яркая индивидуальность шейха. Вирд Серажутдина отличается исключительной приверженностью учеников к своему шейху, возглавляющий редакционный совет газеты «Ислам в Южном Дагестане» (издается в г. Дербенте).(27)
Получив сначала домашнее исламское образование под руководством своего деда, после его смерти в 1977 г. Серажутдин стал мюридом жившего в Дербенте шейха Абдуллы-эфенди Абдуллаева Курихского, который назначил его своим преемником в 1989 г.(28)
Силсила которого восходит далее к Зияутдину Юсупу Курихскому, далее Магомеду Аль Кудси, и к шейху Халида Багдади.(29)
Изучая ислам, он проучился год в 1984–1985 гг. в Исламском институте в Ташкенте, а в 1990-е годы пытался повысить свое образование уже в Дагестане, в Исламских университетах им. Шафии в Махачкале и им. Сайпуллы Кади в Буйнакске. Под его патронажем функционирует мечеть «Бабуль-абваб» в г. Дербент, Исламский институт при этой мечети.
Большая часть его мюридов – более 8 тыс. чел. проживают в Южном Дагестане. В регионе также действует его ученик, шейх накшбандийского тариката, имам суннитской части общины джума-мечети №1 г. Дербента Исамудин Саидов, который имеет несколько сот мюридов.
В тоже время ситуация в полиэтничной республике остается сложной.
В виду не гласной политики нац. квотирования, ДУМН и другие религиозные институты (газеты, раздача квот на хадж и др.), остаются по прежнему фактически узурпированы одним этносом, что по мнению большинства экспертов, является дестабилизирующим фактором, в религиозной жизни республики.
По мнению сотрудника института Востоковедения Р. Курбанова: « в условиях крайней этнической и конфессиональной неоднородности Дагестана самой большой ошибкой местной власти явилось обеспечение полного политико-правового прикрытия не просто одному из трех исламских направлений, но узкой "гидатлинской" ветви накшбандийского тариката, пытающейся к тому же насадить в республике незнакомый пока даже верующим суфийского толка шазилийский тарикат.
Еще больше усугубил ситуацию тот факт, что работниками сформированного "гидатлинским" тарикатом Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД) стали в подавляющем большинстве представители одной национальности - аварцы, причем выходцы только из двух районов - Шамильского и Гумбетовского, жестко ориентированные вдобавок на одного суфийского шейха Саида Афанди Чиркейского (Ацаева)».
ДУМД традиционно тяготеет к борющимся за власть аварским этнополитическим группировкам. Его традиционными сторонниками считаются некоторые видные политики республиканского масштаба, что обеспечивает мощное лоббирование интересов "чиркейской" группы.(30)
Туже самую критику можно обнаружить, прочитав последнее интервью шейха в Сиражудина Хурикского, которого причисляют к числу оппозиционных шейхов, как к официальному ДУМН так и соответственно к группировке «Чиркейского».
В своем интервью, под заголовком «Власть не считается с духовными лидерами», шейх Штульский, на вопрос сформулированным журналистом - исламоведом Русланом Гереевым:
«о том насколько сегодня актуально создание Духовного управления мусульман Южного Дагестана?» Дает уклончивый ответ, и одновременно обрушивается с критикой в адрес официального ДУМН, цитата:
«Здесь не этот вопрос стоит, здесь другое, что Духовное управление не может работать, нет специалистов, нет качества, с каким можно управлять. Дагестан исламская республика здесь должны руководствоваться с позиции всех народов – такое надо создавать духовное управление. А то духовное управление, которое у нас есть, оно никогда не работало, и не будет работать».
Также обвинил ДУМН, в застое в своем духовном развитии, и фактической религиозной дискриминации других народов, деления мусульманской уммы в республики на «Южных» и «Северных», далее цитата из интервью:
«А что касается Южного Дагестана – почему именно разделяем, мы не разделяем, не должно быть в религии разделения, мусульманин хоть в другой части света, хоть на этой – мусульманин есть мусульманин, если мы делим, значит, мы сами уже не люди, мы стараемся духовное управление вообще обновить. Мы противники раздела, на какие-то уголки как Южный Дагестан и Северный Дагестан, это само Духовное управление делает. Потому что вы сами журналисты видите, что сегодня нужно только единство и мы его сторонники. Нет Северного и Южного направления, это Духовное управление само создает, а на Южный Дагестан с 1990 года никогда духовное управление внимание не уделяло и не уделяет, только раскол, раскол и такое духовное управление не нужно нам, она ничего не даёт ни Северному Дагестану, ни Южному».
Аналогичного мнения придерживаются и некоторые другие оппозиционные шейхи в республике. Нельзя исключать также, что одной из многих причин всплеска религиозного экстремизма в республике, так называемого «ваххабизма» (термин «ваххабизм», не имеет под собой научное обоснование, впрочем и как юридическое), которое где то в своих проявлениях является по сути дела религиозной формой протеста, на узурпацию и полного доминирования одного из крупных этносов в религиозной жизни республики.
На мой взгляд, можно выделить несколько причин, продолжающегося религиозного противостояния в республике, в совокупности с другими социальными предпосылками, которые выше не затрагивались:
1)Избыточность молодежной интеллектуальной элиты, более образованной с одной стороны и жесткая конкуренция со стороны «старой гвардии» (в республике по некоторым данным на сегодня действуют 23 шейха).
Стало обычной практикой, когда одна конкурирующая группа шейхов не признает другую, указывая на отсутствие иджазы (право на наставничество), называя при этом конкурентов «муташейхами» - что означает «лжешейхи». Что одновременно является одной из форм проявления конкуренции, и влияния на умму.
2)Если учитывать еще тот факт, что мюриды одного из самого авторитетного шейха, хорошо представлены в государственном исполнительном и законодательном аппарате республики. Многие из которых занимают высокие должности, в том числе и в ранге министров, при этом учитывая характер отношений между «шейхом - мюридом», где второй проявляет полное послушание своему учителю. Здесь мюрид поневоле является прямым лоббистом своего шейха и тариката (вирда), которого он придерживается.
4)Продолжающиеся процессы этнитизации, по сути всех социальных процессов в жизни республики.
Автор: Али Албанви
(публикуется впервые)
Литература:
(1)«Суфийские сети Дагестана: распространение и российское межрегиональное сотрудничество», Ш.Ш. Шихалиев, к.и.н., научный сотрудник центра востоковедения Института истории,археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН. Статья опубликована в №7 (2007 г.) альманаха «Ислам в современном мире: внутригосударственный и международно-политический аспект»
(2)Якубов М.Х. «Силсила тарикатов в Дагестане» ГОСУДАРСТВО И РЕЛИГИЯ В ДАГЕСТАНЕ Информационно-аналитический бюллетень № 2 2002, главный редактор – Магомедов А.М. Редакционная коллегия: Омарова М.М. (ответственный редактор), Ханбабаев К.М., Шихзадаева И.Р. Изд-во Дагпресс, 2002. – 151 с.
(3)А. Р. Шихсаидов, профессор, доктор исторических наук, главный научный сотрудник института ИЯЭ ДНЦ РАН, заслуженный деятель науки РФ и РД
(4) см.(2)
(5)Шамиль Шихалиев, «Суфийский шейх сегодня»
(6)http://mudrez.uz/bahautddin_nakshband
(7)http://mudrez.uz/bahautddin_nakshband/uchenie_nakshbandiya.html
(8) Абдурахманов М.А. Государство и религия в Дагестане. Информационно-аналитический бюллетень №4. Комитета Правительства РД по делам религий. Махачкала 2002. 136 с.
(9)«Местные органы государственной власти Дагестана и религиозный вопрос в первой половине ХХ века», Саидова М. З., к.и.н., доцент, зав.кафедрой истории стран Востока ДГПУ г. Махачкала
(10)Государство и мусульманское духовенство в Дагестане 1920 - 1930-х годов: из истории отношений. Отечественная история. 2007 г. № 6. C. 144-155.Сулаев И. Х., кандидат исторических наук, доцент
(11) там же
(12) там же
(13) «Советский Союз и ислам» Джабаги Васан-Гирей Вестник Института по изучению истории и культуры СССР, № 3. 1954. С.42-55.
(14) см. (10)
(15) см.(9)
(16) «Принудительные хлебозаготовки и антиколхозные выступления крестьян в Дагестане» (1929 – 1930 гг.) Темеев М-С. М.
(17)"Дело" Шейха Штульского» Х. Махмудов
(18) «Хновское восстание», Х. Махмудов
(19)см. (13)
(20) «Гибридная религиозность в культе родовых святилищ рутульцев», Владимир Бобровников
(21) см.(9)
(22)Репрессии 30-х годов в Дагестане (документы и материалы). Махачкала, 1997
(23) см.(5)
(24) «Суфизм на Кавказе», А. Алекберов, к. и.н., зав.сек. Кавказа и Ср. Азии, ИВ РАН
(25) «В Южном Дагестане религиозность сравнительно слабая», РИА «Дагестан», от 05.08.2007 Ханбабаев Кафлан Муслимович, с.н.с. Регионального центра этнополитических исследований ДНЦ РАН, к. филос. н., доцент, зам. мин. нац. политики РД
(26) «Шейхи Дагестана: конец XX - XXI начало вв.» Э.Ф.Кисриев. Ислам в Дагестане. М.: Логос, 2007. 132 с.
(27) Кимитака МАЦУЗАТО (Япония, Саппоро), Магомед-Расул ИБРАГИМОВ (Махачкала, Дагестан)http://bubakiri.narod.ru/religiya/religioznaya_diskriminatsiya/tarikat_etnichnost_i_politika_
(28) Религиозная идентичность Южного Дагестанаhttp://kavkaz.ge/2010/12/14/yuzhnodagestanskaya-regionalnaya-identichnost/
(29) см.(2)
(30) Руслан Курбанов, о религиозно-политической ситуации в Дагестане и о мерах по противодействию радикализации ислама на Северном Кавказе http://www.sova-center.ru/religion/discussions/law/2004/12/d3141/
(31) «Лезгины и лакцы в джихаде с воинствующим куфром», Г. Дибиров, www.islam.ru
Автор: Али Албанви
Источник: Фонд "Лезгины"
Кири Буба - Лезгинский Национальный герой.
При копировании материалов ссылка на сайт обязательна
© Все права защищены
No comments:
Post a Comment