ЖЗЛ. Грузинский Мцыри из Алхан-Юрта. (Мулла Абдула Алханюртовский) » ИА Чеченинфо
ЖЗЛ. Грузинский Мцыри из Алхан-Юрта. (Мулла Абдула Алханюртовский)
Этим избранным был… грузинский мальчик, взятый в плен имамом Шамилем во время его Кахетинского похода на Грузию. Историю этого мальчика, получившего впоследствии имя Абдула и ставшего учеником Кунта-Хаджи, а затем муллой в селе Алхан-Юрт, рассказал нашей редакции его правнук Муца Ахмадов. История эта житейская, в ней нет точных дат и последовательной хронологии. Муца рассказал нам то, что запомнил еще в детстве из рассказов бабушки. Но всякая история отдельно взятой личности, семьи тесно переплетается с общей историей, является связующей нитью между временами и народами, чему-то учит, в чем-то является примером для поколений. Тем более что в жизнеописании грузинского пленника все же присутствует исторический факт, подтвержденный различными официальными источниками,– это поход имама Шамиля на Грузию, получивший название Кахетинский поход.
«В своей книге «Сказание очевидцев о Шамиле», выпущенной в 1873 году в городе Тифлисе, Гаджаали из Чоха пишет: «Давно Шамиль мечтал совершить поход в Грузию» (из статьи Абдулы Магомедова «Кахетинский поход имама Шамиля 1853 г. и участие цумадинцев в нем»). И здесь же: «Вот, что пишет Мухаммад-Тахир Каль-Карахи в своей книге "Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах»: «Летом 1270 (1853) года имам выступил со всем снаряжением. Свои намерения он скрывал от всех, даже от своего сына Гази-Магомеда, наиба Каралала. Из Тинди войско имама через Цунта направилось в сторону Грузии. Разведчики имама своими ложными доносами не давали царскому командованию разгадать наступление армии Шамиля, они путали данные о том, куда имам наносит главный удар. Убедившись, что основные царские войска брошены в Закатали, Шамиль двинулся на Кахетию. Его лагерь расположился на возвышенности напротив Цинандали, а свою конницу, 7 тысяч человек под начальством своего сын Гази-Магомеда, и пехоту, 5 тыс. человек под командованием Даниэль Султана, бросил к Алазани…
…Много, очень много всякого добра было захвачено мюридами в этот раз. Было взято в плен 884 человека».
Имам совершил Кахетинский поход с целью взять пленных из знатных княжеских семей. Как пишут историки, он надеялся исполнить свою мечту – обменять похищенных на своего сына Джамалудина, который был отдан в заложники русским в 1839 году во время штурма Ахульго, а также – на мюридов, в разное время взятых царскими войсками в плен.
…Так среди 884 грузинских пленников Шамиля оказался мальчик лет 8-9, предположительно похищенный в одном из сел Телавского района у знатного княжеского рода Бараташвили. Его, как и остальных пленных, отправили в Дагестан. Взрослые, а значит, и самые ценные пленники – особенно княгиня А.И. Чавчавадзе и ее сестра В.И. Орбелиани с детьми и их воспитательницей – были заключены в тюрьму. «Конвою был отдан строгий приказ - обходиться с ними как можно мягче и вежливее» (источник тот же).
А в книге Шапи Казиева из серии ЖЗЛ «Имам Шамиль» автор пишет: «Даниял-бек (командующий пехотой) … дамам обещал неприкосновенность, а горцам – лишить головы любого, кто посмеет их обидеть».
Грузинский же мальчик был отдан на воспитание в семью, где пробыл 2-3 года, затем, при неизвестных обстоятельствах, он попал в Чечню. Жил также в семье, обращались с ним хорошо. А однажды хозяин дома, увидев, как мальчик с тоской смотрит в окно на играющих детей, спросил у него (видимо, к этому времени пленник уже мог немного понимать чеченский язык): «Может, ты будешь и учиться, и играть с ними?» Так мальчик стал общаться с чеченскими детьми, учиться вместе с ними в медресе. Тогда же произошла и знаменательная встреча мальчика с Кунта-Хаджи…
…«Обмен Джамалудина на плененных княгинь состоялся через два года после Кахетинского похода – в марте 1855 года на берегу реки Мичик в Чечне.
Шамиль получил обратно сына и 40000 рублей серебром из казны, вернув княгинь, их детей и прислуг, всего 20 человек. Многих пленников обменяли на мюридов Шамиля (источник тот же)». Остальные же грузинские пленные продолжали жить в Дагестане и Чечне.
Далее семейное предание переносит нас в Грозный, примерно в 1861-62 год. К этому времени грузинский Мцыри значительно подрос, ему уже 17-18 лет, зовут его Абдулой, и он является последователем Кунта-Хаджи.
Имам Шамиль был уже пленен, Кавказская война близилась к концу. В Чечню из Грузии приехала делегация, состоящая из родственников плененных имамом кахетинцев. Они приехали забрать своих родных на Родину. Для этого где-то в определенном месте собрали всех грузинских пленников. Конечно, они изменились до неузнаваемости: взрослые постарели, молодые возмужали, маленькие выросли. Но по фамилиям и именам люди находили друг друга. И только одна молодая женщина металась среди них, с тревогой и надеждой выкрикивая грузинское «Дзмао, дзмао!» (брат). Она звала его и по фамилии, и по имени…
Он узнал ее - свою сестру. Смутно, отдаленно, как в полусне, услышал свое детское имя. Но теперь он звался Абдулой, и он не хотел ничего менять в своей жизни. Только щемящее желание прижаться к матери и ощутить, хотя бы раз, сладость ее тепла еще связывало его с прошлой, почти забытой жизнью, но даже оно не толкнуло его вперед, навстречу сестре.
Женщина через переводчика попросила, чтобы все оставшиеся неузнанными грузины вытянули вперед руки. Она переходила от одного из них к другому, внимательно вглядываясь в их ладони, и вдруг с тем же надрывным криком «Дзмао!» судорожно обняла Абдулу – она узнала брата по шраму.
…Грузинский язык он не забыл, помнил и всех своих родных. Но уехать в Грузию он отказался: «У меня – другая жизнь… и другая вера». Сестра билась в истерике, но ни слезами, ни мольбой, ни заклинаниями не смогла изменить его решения. Она уехала домой вместе с грузинской делегацией, оставив с потаенной надеждой брату кахетинский адрес.
Узнав об этом, Кунта-Хаджи сказал Абдуле: «Тебя никогда не примут здесь как равного, ты всегда будешь считаться пленником, рабом. Тебе надо уехать. Потом, если сам захочешь, вернешься уже как свободный человек!»
Послушавшись своего учителя, Абдула уехал в Кахетию. Радость летела впереди него, родные – и близкие, и дальние – сбегались к княжескому дому. Во дворе накрывали длинные щедрые столы, и не было на них места от всевозможных яств. Открывали вкопанные в землю, поросшие мхом от срока давности глиняные кувшины с вином. Абдула, сидевший как долгожданный почетный гость в центре застолья, ни к чему не притрагивался. Его тетка по отцу, старая княгиня, из окна наблюдала за ним. Это по ее приказу поднесли племяннику увесистую чашу с золотыми монетами… взамен попросили съесть кусочек свинины. Абдула вежливо отказался.
Рвала на себе волосы старая княгиня, негодуя, причитала: «Чужой, чужой вырос, другой веры…»
И только мать не замечала ничего, она сидела рядом с ним, держала его за руку и была счастлива рядом с вновь обретенным сыном.
Хитрил Абдула, успокаивая родных: «Дайте мне время, чтобы привыкнуть». А сам выбрал подходящую ночь, ближе к рассвету прокрался на окраину села и побежал к лесу. У кромки оглянулся – мать бежала за ним. Повернулся к ней лицом и замер. Мать тоже остановилась, застыла, не причитала, не звала… И так стояли они от первых лучей солнца до последних. Он не мог повернуться спиной к матери, она же ждала, что сын первым сделает шаг навстречу к ней, вернется. И когда солнце перестало быть свидетелем их немого противостояния, мать, поняв, что потеряла сына теперь уже навсегда, сорвала с головы платок, вся сникла, отяжелела, повернулась и медленно побрела к селу. Абдула провожал ее любящим прощальным взглядом, пока она не скрылась в наступивших сумерках, затем повернулся и помчался изо всех сил к лесу, к горам, за которыми была так горячо полюбившаяся ему земля чеченская.
С первыми лучами неустанного светила он был на вершине, среди ледников, колючий ветер продувал насквозь. Но холода он не чувствовал, наоборот, казалось, что сгорает от внутреннего жара. Омылся ледяной водой, сделал намаз, почувствовал окутавшее его умиротворение и дальше пошел уже спокойно, не торопясь…
Так стал грузинский Мцыри свободным человеком, и теперь уже навсегда его именем стало имя Абдула.
… В 1865 году, когда Кунта-Хаджи отправили в ссылку, Абдула вместе с мюридами и другими учениками святого шел за ним, сопровождая своего учителя в этот нелегкий путь. Но где-то в районе Кизил-Юрта Кунта-Хаджи, дав ему три рубля, приказал вернуться домой. Дома, в первую же ночь, Абдуле приснился сон: Кунта-Хаджи сказал ему, чтобы он на эти три рубля купил Коран. И Абдула исполнил наказ учителя – купил Коран, который всю его оставшуюся жизнь был с ним как память о любимом, почитаемом учителе, благодаря наставлениям которого он приобрел главные ценности своей жизни – веру и свободу.
Правда, сердце Абдулы не сразу обрело свободу – некоторое время оно оставалось в плену. В плену у дочери царского генерала Кюри Чермоева. Где и когда пересеклись их судьбы? Такие подробности потомкам неизвестны. Но они знают, что к тому времени Кюри уже не было в живых, и его дочь за Абдулу выдал Топа Чермоев. Молодой семье отвели дом в Грозном, примерно в том месте, где впоследствии находился так называемый чеченский гастроном. Скучно было в городе дочери Кюри, почти все ее родственники жили в Алхан-Юрте, переехать туда она убедила и Абдулу. В Алхан-Юрте он прожил до конца дней своих, здесь ему выпала высокая честь быть муллой этого села.
Абдула был также искусным мастером по металлу – в свое время Кунта-Хаджи, опекавший грузинского Мцыри, отдал его на обучение кузнечному делу известным Урус-Мартановским мастерам. Мечи и кинжалы, сделанные руками Абдулы, ценились очень высоко – он владел такими секретами закалки металла, которые были неведомы никому. То ли у своих мастеров перенял, то ли от природы обладал этим даром. Но однажды увидев, как от его меча погиб человек, он перестал делать оружие, и свои секреты закалки металла не передал никому, даже сыновьям.
Умер Абдула в 65 лет. По обычаю тело его опустить в землю должен был старший сын, но сделал это, на удивление всех сельчан, авлия Ибрагим-Хаджи из с. Гойты. Когда легкий ропот непонимания улегся среди собравшихся на кладбище, кто-то осмелился спросить у Ибрагима-Хаджи, чем заслужил Абдула такое внимание авлияа. На что тот ответил: «Я ждал, когда вы зададите мне этот вопрос. И я отвечаю вам – я знаю, что на том свете мне понадобится помощь Абдулы…».
Может быть, мы бы и не упоминули этот эпизод в своем рассказе, но в Алхан-Юрте еще живы некоторые люди, родственники которых были свидетелями этого разговора. Во время выселения камень с могилы Абдулы, как и с многих других могил, исчез. Но потомкам приблизительно известно место на кладбище Алхан-Юрта, где он был похоронен.
Интересно то, что грузинскому Мцыри многие предлагали носить имя их рода, в том числе и чермоевского. Но он, приняв и умом, и сердцем религию, обычаи и нравы чеченского народа, от этого предложения отказался. Не хотел ни от кого зависеть. Считал, что честь и достоинство не в громком названии рода. Хотел не именем утвердиться на чеченской земле, а верой, которую принял от учителя своего Кунта-Хаджи, делом своим, преданностью земле, на которую прорвался через чащи и горы, оставив за спиной мать, богатство и почести княжеского рода. Поэтому так и писался всегда грузином, как впоследствии и его сыновья.
… В феврале 1943 года в Алхан-Юрте расположились солдаты Красной Армии. В семье одного из внуков Абдулы, богослова, на квартире стоял офицер, который по секрету сообщил ему о выселении всего чеченского народа. При этом он заверил хозяина дома, что мужчинам их рода ничего не грозит, их не тронут, так как пишутся они грузинами. В ту же ночь все потомки Абдулы по мужской линии разорвали свои паспорта, а утром следующего дня разделили горькую участь вместе со своим народом.
…Абдула прожил свою жизнь достойно, всегда был верующим и богобоязненным человеком. И маленькой наградой ему за это были первые слова его внука Хаджи, отца Муцы, который сидя у деда на коленях произнес «Лаилах1а-иллаллах1…»
Абдула пользовался заслуженным уважением сельчан. От двух его сыновей Ахмада и Ризвана образовались и живут в Алхан-Юрте две семейные ветви потомственных мастеров по металлу – Ахмадовы и Ризвановы. Никто из потомков не посрамил доброе имя Абдулы. Богобоязненность и вера в этих семьях – всегда на первом месте. Старший сын Ризван, в свое время руководивший в Алхан-Юрте бойцами в сражениях против Деникина, также был муллой. Один из внуков Абдулы был признанным в республике богословом.
И если бытует у нас такое определение, как истинный чеченец, и если включает оно в себя такие понятия, как искренняя вера в Аллаха, честь, порядочность и мужество, то оно относится и к Абдуле, и к его потомкам.
Жалел ли Абдула о том, что не вернулся на свою историческую Родину? Никогда, говорила его сноха – бабушка Муцы. По ее словам, он жалел только о том, что женился по большой любви. До женитьбы, когда он ложился спать, в комнате всегда появлялись ангелы (маликаш), но как только женился, с сожалением рассказывал Абдула, они исчезли и больше не приходили.
Коран, купленный Абдулой на деньги Кунта-Хаджи, хранился как святыня у его потомков по линии младшего сына Ахмада: у внука Хаджи, затем у правнука Муцы – нашего рассказчика.
Во времена последних трагических событий в республике при одном из очередных налетов федералов на Алхан-Юрт его жители срочно покинули дома, и уже находясь в безопасном месте Ахмадовы обнаружили, что в спешке не взяли с собой Коран. Муца, рискуя попасть под обстрел, вернулся за ним. В доме было все перевернуто, распотрошено, и лишь Коран лежал на месте нетронутый. Во время долгих беженских скитаний Ахмадовы тщательно оберегали семейную святыню, и хранится она у них по сегодняшний день.
И еще один интересный факт: в свое время Абдула категорически запретил своим сыновьям искать родственные связи с Грузией. Боялся, вдруг не устоит кто из них пред чашей соблазна подобно той, которую на родине подносили Абдуле, соблазнится и забудет веру, которой Абдула отдал свою жизнь. Сыновья беспрекословно исполнили волю отца. Нарушили запрет внуки Абдулы – интересно было посмотреть им на своих грузинских родственников. И вот, в 1965 году в Грузии, в местечке, которое называется Напараули, нашли они своих троюродных братьев. Снова была неподдельная и беспредельная радость грузинской стороны, снова пир горой, вина рекой… И среди этой щедрости и изобилия вспомнили они строгий наказ деда, ужаснулись, как могли нарушить его, сказали новым родственникам, что пойдут на вокзал за оставшимися там вещами, ушли… уехали и больше никогда не нарушали запрет деда.
И только Муца, неугомонный Муца, мечтает все-таки найти грузинских родственников. Он не боится никаких соблазнов – богобоязненность у потомков Абдулы ценится высоко. Однажды у него любознательность и желание узнать подлинную родословную своего прадеда, втайне от старших, уже брали верх над запретом Абдулы не ездить в Грузию. Это было еще в мирных 80-90-х годах. Он тогда не нашел никого, но приобрел друзей, которые помогали ему в поисках. И когда он уже уехал из Грузии, они продолжали искать: писали в газетах, делали объявления по радио и телевидению. И, невероятно, ему все же пришла телеграмма из Грузии: «Приезжай! Родственники нашлись! Троюродный брат – преподаватель Тбилисского университета!» Муца тогда не посмел ослушаться отца, от которого получил взбучку: «Не смей нарушать запрет Абдулы!» Потом он все же сумел убедить его в том, что не собирается менять веру, что каждое родство послано Всевышним, и от него нельзя отказываться. Но когда старшие, наконец, согласились, было уже поздно ехать - водоворот трагических событий, развернувшихся в Чечне, затянул в свою бездну планы и чаяния как Муцы, так и всего чеченского народа.
И все же Муца не расстался с намерением восстановить все пробелы в родословной Абдулы, докопаться до истоков, откуда берет начало история его потомков. И главный вопрос, на который он хочет узнать ответ, почему отца его прадеда-грузина звали Абдрахман? Ведь имя это совсем не грузинское…
Лили Магомаева № 110, 22 июня 2011 г.
ЖЗЛ. Грузинский Мцыри из Алхан-Юрта. (Мулла Абдула Алханюртовский)
На площади собралась большая толпа, взволнованная и трепещущая. Со всех сторон к ней с благоговейными восклицаниями «Кунта-Хаджи! Кунта-Хаджи!» сбегался всевозможный люд. Двое подростков, играя на улице в какую-то незамысловатую игру, услышав эти крики, также побежали на площадь. Казалось, пробраться в центр толпы, чтобы посмотреть на авлияа, было совершенно немыслимо. Но это для взрослого человека. А что стоило проползти туда двум юрким, худеньким мальчишкам? По-пластунски, прямо по пыльной земле, среди ног толпившихся. Пара усилий… и они оказались перед святым. Один из них, выступив вперед, крикнул: «Кунта-Хаджи! Возьми меня к себе в ученики!» Святой погладил его по голове и сказал: «Нет, тебе не предназначено быть моим учеником, у тебя будет другой учитель», а затем посмотрел на другого подростка, стоящего поодаль, поманил его к себе, и со словами: «А вот он будет моим учеником», - положил руку ему на голову.
Этим избранным был… грузинский мальчик, взятый в плен имамом Шамилем во время его Кахетинского похода на Грузию. Историю этого мальчика, получившего впоследствии имя Абдула и ставшего учеником Кунта-Хаджи, а затем муллой в селе Алхан-Юрт, рассказал нашей редакции его правнук Муца Ахмадов. История эта житейская, в ней нет точных дат и последовательной хронологии. Муца рассказал нам то, что запомнил еще в детстве из рассказов бабушки. Но всякая история отдельно взятой личности, семьи тесно переплетается с общей историей, является связующей нитью между временами и народами, чему-то учит, в чем-то является примером для поколений. Тем более что в жизнеописании грузинского пленника все же присутствует исторический факт, подтвержденный различными официальными источниками,– это поход имама Шамиля на Грузию, получивший название Кахетинский поход.
«В своей книге «Сказание очевидцев о Шамиле», выпущенной в 1873 году в городе Тифлисе, Гаджаали из Чоха пишет: «Давно Шамиль мечтал совершить поход в Грузию» (из статьи Абдулы Магомедова «Кахетинский поход имама Шамиля 1853 г. и участие цумадинцев в нем»). И здесь же: «Вот, что пишет Мухаммад-Тахир Каль-Карахи в своей книге "Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах»: «Летом 1270 (1853) года имам выступил со всем снаряжением. Свои намерения он скрывал от всех, даже от своего сына Гази-Магомеда, наиба Каралала. Из Тинди войско имама через Цунта направилось в сторону Грузии. Разведчики имама своими ложными доносами не давали царскому командованию разгадать наступление армии Шамиля, они путали данные о том, куда имам наносит главный удар. Убедившись, что основные царские войска брошены в Закатали, Шамиль двинулся на Кахетию. Его лагерь расположился на возвышенности напротив Цинандали, а свою конницу, 7 тысяч человек под начальством своего сын Гази-Магомеда, и пехоту, 5 тыс. человек под командованием Даниэль Султана, бросил к Алазани…
…Много, очень много всякого добра было захвачено мюридами в этот раз. Было взято в плен 884 человека».
Имам совершил Кахетинский поход с целью взять пленных из знатных княжеских семей. Как пишут историки, он надеялся исполнить свою мечту – обменять похищенных на своего сына Джамалудина, который был отдан в заложники русским в 1839 году во время штурма Ахульго, а также – на мюридов, в разное время взятых царскими войсками в плен.
…Так среди 884 грузинских пленников Шамиля оказался мальчик лет 8-9, предположительно похищенный в одном из сел Телавского района у знатного княжеского рода Бараташвили. Его, как и остальных пленных, отправили в Дагестан. Взрослые, а значит, и самые ценные пленники – особенно княгиня А.И. Чавчавадзе и ее сестра В.И. Орбелиани с детьми и их воспитательницей – были заключены в тюрьму. «Конвою был отдан строгий приказ - обходиться с ними как можно мягче и вежливее» (источник тот же).
А в книге Шапи Казиева из серии ЖЗЛ «Имам Шамиль» автор пишет: «Даниял-бек (командующий пехотой) … дамам обещал неприкосновенность, а горцам – лишить головы любого, кто посмеет их обидеть».
Грузинский же мальчик был отдан на воспитание в семью, где пробыл 2-3 года, затем, при неизвестных обстоятельствах, он попал в Чечню. Жил также в семье, обращались с ним хорошо. А однажды хозяин дома, увидев, как мальчик с тоской смотрит в окно на играющих детей, спросил у него (видимо, к этому времени пленник уже мог немного понимать чеченский язык): «Может, ты будешь и учиться, и играть с ними?» Так мальчик стал общаться с чеченскими детьми, учиться вместе с ними в медресе. Тогда же произошла и знаменательная встреча мальчика с Кунта-Хаджи…
…«Обмен Джамалудина на плененных княгинь состоялся через два года после Кахетинского похода – в марте 1855 года на берегу реки Мичик в Чечне.
Шамиль получил обратно сына и 40000 рублей серебром из казны, вернув княгинь, их детей и прислуг, всего 20 человек. Многих пленников обменяли на мюридов Шамиля (источник тот же)». Остальные же грузинские пленные продолжали жить в Дагестане и Чечне.
Далее семейное предание переносит нас в Грозный, примерно в 1861-62 год. К этому времени грузинский Мцыри значительно подрос, ему уже 17-18 лет, зовут его Абдулой, и он является последователем Кунта-Хаджи.
Имам Шамиль был уже пленен, Кавказская война близилась к концу. В Чечню из Грузии приехала делегация, состоящая из родственников плененных имамом кахетинцев. Они приехали забрать своих родных на Родину. Для этого где-то в определенном месте собрали всех грузинских пленников. Конечно, они изменились до неузнаваемости: взрослые постарели, молодые возмужали, маленькие выросли. Но по фамилиям и именам люди находили друг друга. И только одна молодая женщина металась среди них, с тревогой и надеждой выкрикивая грузинское «Дзмао, дзмао!» (брат). Она звала его и по фамилии, и по имени…
Он узнал ее - свою сестру. Смутно, отдаленно, как в полусне, услышал свое детское имя. Но теперь он звался Абдулой, и он не хотел ничего менять в своей жизни. Только щемящее желание прижаться к матери и ощутить, хотя бы раз, сладость ее тепла еще связывало его с прошлой, почти забытой жизнью, но даже оно не толкнуло его вперед, навстречу сестре.
Женщина через переводчика попросила, чтобы все оставшиеся неузнанными грузины вытянули вперед руки. Она переходила от одного из них к другому, внимательно вглядываясь в их ладони, и вдруг с тем же надрывным криком «Дзмао!» судорожно обняла Абдулу – она узнала брата по шраму.
…Грузинский язык он не забыл, помнил и всех своих родных. Но уехать в Грузию он отказался: «У меня – другая жизнь… и другая вера». Сестра билась в истерике, но ни слезами, ни мольбой, ни заклинаниями не смогла изменить его решения. Она уехала домой вместе с грузинской делегацией, оставив с потаенной надеждой брату кахетинский адрес.
Узнав об этом, Кунта-Хаджи сказал Абдуле: «Тебя никогда не примут здесь как равного, ты всегда будешь считаться пленником, рабом. Тебе надо уехать. Потом, если сам захочешь, вернешься уже как свободный человек!»
Послушавшись своего учителя, Абдула уехал в Кахетию. Радость летела впереди него, родные – и близкие, и дальние – сбегались к княжескому дому. Во дворе накрывали длинные щедрые столы, и не было на них места от всевозможных яств. Открывали вкопанные в землю, поросшие мхом от срока давности глиняные кувшины с вином. Абдула, сидевший как долгожданный почетный гость в центре застолья, ни к чему не притрагивался. Его тетка по отцу, старая княгиня, из окна наблюдала за ним. Это по ее приказу поднесли племяннику увесистую чашу с золотыми монетами… взамен попросили съесть кусочек свинины. Абдула вежливо отказался.
Рвала на себе волосы старая княгиня, негодуя, причитала: «Чужой, чужой вырос, другой веры…»
И только мать не замечала ничего, она сидела рядом с ним, держала его за руку и была счастлива рядом с вновь обретенным сыном.
Хитрил Абдула, успокаивая родных: «Дайте мне время, чтобы привыкнуть». А сам выбрал подходящую ночь, ближе к рассвету прокрался на окраину села и побежал к лесу. У кромки оглянулся – мать бежала за ним. Повернулся к ней лицом и замер. Мать тоже остановилась, застыла, не причитала, не звала… И так стояли они от первых лучей солнца до последних. Он не мог повернуться спиной к матери, она же ждала, что сын первым сделает шаг навстречу к ней, вернется. И когда солнце перестало быть свидетелем их немого противостояния, мать, поняв, что потеряла сына теперь уже навсегда, сорвала с головы платок, вся сникла, отяжелела, повернулась и медленно побрела к селу. Абдула провожал ее любящим прощальным взглядом, пока она не скрылась в наступивших сумерках, затем повернулся и помчался изо всех сил к лесу, к горам, за которыми была так горячо полюбившаяся ему земля чеченская.
С первыми лучами неустанного светила он был на вершине, среди ледников, колючий ветер продувал насквозь. Но холода он не чувствовал, наоборот, казалось, что сгорает от внутреннего жара. Омылся ледяной водой, сделал намаз, почувствовал окутавшее его умиротворение и дальше пошел уже спокойно, не торопясь…
Так стал грузинский Мцыри свободным человеком, и теперь уже навсегда его именем стало имя Абдула.
… В 1865 году, когда Кунта-Хаджи отправили в ссылку, Абдула вместе с мюридами и другими учениками святого шел за ним, сопровождая своего учителя в этот нелегкий путь. Но где-то в районе Кизил-Юрта Кунта-Хаджи, дав ему три рубля, приказал вернуться домой. Дома, в первую же ночь, Абдуле приснился сон: Кунта-Хаджи сказал ему, чтобы он на эти три рубля купил Коран. И Абдула исполнил наказ учителя – купил Коран, который всю его оставшуюся жизнь был с ним как память о любимом, почитаемом учителе, благодаря наставлениям которого он приобрел главные ценности своей жизни – веру и свободу.
Правда, сердце Абдулы не сразу обрело свободу – некоторое время оно оставалось в плену. В плену у дочери царского генерала Кюри Чермоева. Где и когда пересеклись их судьбы? Такие подробности потомкам неизвестны. Но они знают, что к тому времени Кюри уже не было в живых, и его дочь за Абдулу выдал Топа Чермоев. Молодой семье отвели дом в Грозном, примерно в том месте, где впоследствии находился так называемый чеченский гастроном. Скучно было в городе дочери Кюри, почти все ее родственники жили в Алхан-Юрте, переехать туда она убедила и Абдулу. В Алхан-Юрте он прожил до конца дней своих, здесь ему выпала высокая честь быть муллой этого села.
Абдула был также искусным мастером по металлу – в свое время Кунта-Хаджи, опекавший грузинского Мцыри, отдал его на обучение кузнечному делу известным Урус-Мартановским мастерам. Мечи и кинжалы, сделанные руками Абдулы, ценились очень высоко – он владел такими секретами закалки металла, которые были неведомы никому. То ли у своих мастеров перенял, то ли от природы обладал этим даром. Но однажды увидев, как от его меча погиб человек, он перестал делать оружие, и свои секреты закалки металла не передал никому, даже сыновьям.
Умер Абдула в 65 лет. По обычаю тело его опустить в землю должен был старший сын, но сделал это, на удивление всех сельчан, авлия Ибрагим-Хаджи из с. Гойты. Когда легкий ропот непонимания улегся среди собравшихся на кладбище, кто-то осмелился спросить у Ибрагима-Хаджи, чем заслужил Абдула такое внимание авлияа. На что тот ответил: «Я ждал, когда вы зададите мне этот вопрос. И я отвечаю вам – я знаю, что на том свете мне понадобится помощь Абдулы…».
Может быть, мы бы и не упоминули этот эпизод в своем рассказе, но в Алхан-Юрте еще живы некоторые люди, родственники которых были свидетелями этого разговора. Во время выселения камень с могилы Абдулы, как и с многих других могил, исчез. Но потомкам приблизительно известно место на кладбище Алхан-Юрта, где он был похоронен.
Интересно то, что грузинскому Мцыри многие предлагали носить имя их рода, в том числе и чермоевского. Но он, приняв и умом, и сердцем религию, обычаи и нравы чеченского народа, от этого предложения отказался. Не хотел ни от кого зависеть. Считал, что честь и достоинство не в громком названии рода. Хотел не именем утвердиться на чеченской земле, а верой, которую принял от учителя своего Кунта-Хаджи, делом своим, преданностью земле, на которую прорвался через чащи и горы, оставив за спиной мать, богатство и почести княжеского рода. Поэтому так и писался всегда грузином, как впоследствии и его сыновья.
… В феврале 1943 года в Алхан-Юрте расположились солдаты Красной Армии. В семье одного из внуков Абдулы, богослова, на квартире стоял офицер, который по секрету сообщил ему о выселении всего чеченского народа. При этом он заверил хозяина дома, что мужчинам их рода ничего не грозит, их не тронут, так как пишутся они грузинами. В ту же ночь все потомки Абдулы по мужской линии разорвали свои паспорта, а утром следующего дня разделили горькую участь вместе со своим народом.
…Абдула прожил свою жизнь достойно, всегда был верующим и богобоязненным человеком. И маленькой наградой ему за это были первые слова его внука Хаджи, отца Муцы, который сидя у деда на коленях произнес «Лаилах1а-иллаллах1…»
Абдула пользовался заслуженным уважением сельчан. От двух его сыновей Ахмада и Ризвана образовались и живут в Алхан-Юрте две семейные ветви потомственных мастеров по металлу – Ахмадовы и Ризвановы. Никто из потомков не посрамил доброе имя Абдулы. Богобоязненность и вера в этих семьях – всегда на первом месте. Старший сын Ризван, в свое время руководивший в Алхан-Юрте бойцами в сражениях против Деникина, также был муллой. Один из внуков Абдулы был признанным в республике богословом.
И если бытует у нас такое определение, как истинный чеченец, и если включает оно в себя такие понятия, как искренняя вера в Аллаха, честь, порядочность и мужество, то оно относится и к Абдуле, и к его потомкам.
Жалел ли Абдула о том, что не вернулся на свою историческую Родину? Никогда, говорила его сноха – бабушка Муцы. По ее словам, он жалел только о том, что женился по большой любви. До женитьбы, когда он ложился спать, в комнате всегда появлялись ангелы (маликаш), но как только женился, с сожалением рассказывал Абдула, они исчезли и больше не приходили.
Коран, купленный Абдулой на деньги Кунта-Хаджи, хранился как святыня у его потомков по линии младшего сына Ахмада: у внука Хаджи, затем у правнука Муцы – нашего рассказчика.
Во времена последних трагических событий в республике при одном из очередных налетов федералов на Алхан-Юрт его жители срочно покинули дома, и уже находясь в безопасном месте Ахмадовы обнаружили, что в спешке не взяли с собой Коран. Муца, рискуя попасть под обстрел, вернулся за ним. В доме было все перевернуто, распотрошено, и лишь Коран лежал на месте нетронутый. Во время долгих беженских скитаний Ахмадовы тщательно оберегали семейную святыню, и хранится она у них по сегодняшний день.
И еще один интересный факт: в свое время Абдула категорически запретил своим сыновьям искать родственные связи с Грузией. Боялся, вдруг не устоит кто из них пред чашей соблазна подобно той, которую на родине подносили Абдуле, соблазнится и забудет веру, которой Абдула отдал свою жизнь. Сыновья беспрекословно исполнили волю отца. Нарушили запрет внуки Абдулы – интересно было посмотреть им на своих грузинских родственников. И вот, в 1965 году в Грузии, в местечке, которое называется Напараули, нашли они своих троюродных братьев. Снова была неподдельная и беспредельная радость грузинской стороны, снова пир горой, вина рекой… И среди этой щедрости и изобилия вспомнили они строгий наказ деда, ужаснулись, как могли нарушить его, сказали новым родственникам, что пойдут на вокзал за оставшимися там вещами, ушли… уехали и больше никогда не нарушали запрет деда.
И только Муца, неугомонный Муца, мечтает все-таки найти грузинских родственников. Он не боится никаких соблазнов – богобоязненность у потомков Абдулы ценится высоко. Однажды у него любознательность и желание узнать подлинную родословную своего прадеда, втайне от старших, уже брали верх над запретом Абдулы не ездить в Грузию. Это было еще в мирных 80-90-х годах. Он тогда не нашел никого, но приобрел друзей, которые помогали ему в поисках. И когда он уже уехал из Грузии, они продолжали искать: писали в газетах, делали объявления по радио и телевидению. И, невероятно, ему все же пришла телеграмма из Грузии: «Приезжай! Родственники нашлись! Троюродный брат – преподаватель Тбилисского университета!» Муца тогда не посмел ослушаться отца, от которого получил взбучку: «Не смей нарушать запрет Абдулы!» Потом он все же сумел убедить его в том, что не собирается менять веру, что каждое родство послано Всевышним, и от него нельзя отказываться. Но когда старшие, наконец, согласились, было уже поздно ехать - водоворот трагических событий, развернувшихся в Чечне, затянул в свою бездну планы и чаяния как Муцы, так и всего чеченского народа.
И все же Муца не расстался с намерением восстановить все пробелы в родословной Абдулы, докопаться до истоков, откуда берет начало история его потомков. И главный вопрос, на который он хочет узнать ответ, почему отца его прадеда-грузина звали Абдрахман? Ведь имя это совсем не грузинское…
Лили Магомаева № 110, 22 июня 2011 г.
